Ниже виднелась груда отбросов, и даже туда, где притаился Корбетт, долетал смрад от гниющих рыбьих потрохов. В деревне все было тихо, в грязи играли ребятишки, голые, если не считать жалких отрепьев, и тут же, рядом с детьми, рыли землю толстобокие свиньи, копошились зловонные псы. Иногда какая-нибудь кожаная занавеска отодвигалась, из-за нее показывалась женщина и кричала что-то мужчинам, усевшимся на скамье перед одной из лачуг, чтобы вместе выпить и перекинуться в кости. Моргановых людей нигде не было видно. Корбетт вздохнул, поднялся и направился в деревню.
Безобразная собачонка бросилась за ним вслед, сердито оскалив зубы, облаивая его и норовя куснуть. Корбетт пнул ее ногой, и шавка обратилась в бегство. Один из тех мужчин поднялся, что-то выкрикивая и размахивая руками.
Корбетт подошел к нему и сказал:
— Мне нужен Гриффит. Леди Мэв сказала мне, что у него я могу просить помощи.
Мужчина — низкорослый, плотный, с лысеющей головой и выдубленным лицом продолжал молча смотреть на Корбетта, поглаживая здоровенной мускулистой рукой густую, черную как смоль бороду, доходившую ему до груди. Потом он что-то ответил по-валлийски, но Корбетт был уверен, что тот понимает английскую речь.
— Меня послала леди Мэв, — повторил Корбетт. — Она просила меня передать вот это Гриффиту. — Он раскрыл ладонь и показал кольцо.
Мужчина быстро взял кольцо и сказал:
— Я возьму его. Гриффит — это я: что угодно леди Мэв?
— Доставь меня в Бристоль по Северну.
Гриффит что-то промычал, пожал плечами и пошел прочь. Подойдя к собравшимся зевакам, он окликнул Корбетта:
— Идем! — и махнул рукой. — Идем же! — повторил он. — Мы отправляемся!
— Сейчас?
— Почему нет?
— Но сейчас же вода прибывает, — возразил Корбетт. — Как мы поплывем?
Гриффит уставился на него своими синими детскими глазами.
— Если угодно, можем остаться, — ответил он. — Но мы слыхали, люди лорда Моргана прочесывают окрестности, так что можно подождать, пока они сюда не наведаются.
Корбетт усмехнулся и подтянул седельный вьюк, переброшенный через плечо.
— Ты прав, — отозвался он. — Надо отплывать как можно скорее.
Гриффит кивнул и быстро повел Корбетта по тропе вниз, туда, где оставался Ранульф. Гриффит остановился, поглядел на Ранульфа и подал ему знак идти следом.
Ступая по мокрому песку, они подошли туда, где стояли рядами рыбацкие лодки, привязанные канатами к большим столбам, вбитым в песок. Гриффит отвязал самую большую — длинную, низкую, уже снаряженную к отплытию: там были и фляги с пресной водой, и два глиняных горшка. Корбетт догадался, что, если бы не он, Гриффит с товарищами дождался бы вечернего прилива и лишь потом вышел бы в море забрасывать сети. Стеная и ухая, они толкали лодку к воде. Это было очень тяжело — пока волны не подхватили челн, как влюбленный подхватывает возлюбленную, и она пришла в движение, подпрыгивая и приплясывая на гребне волны, норовя поскорее отплыть от суши и выйти в открытое море. Гриффит первым забрался в лодку, следом за ним залезли Корбетт и Ранульф. Валлиец схватился за кормило, а Корбетту и Ранульфу велел взяться за весла и грести. Гриффит сидел, ухмыляясь дьявольской усмешкой, приказывая обоим англичанам поторапливаться и изрыгая громкую брань всякий раз, как они выбивались из сил.
— Давайте, джентльмены, — глумился он, — гребите быстрее, спасайте свои шкуры! А не то мы вернемся на сушу и будем там дожидаться отлива.
Они гребли, пока солнце не село за море, оставив после себя красноватую полосу. Лишь тогда Гриффит велел им отдохнуть. Они бездыханными рухнули на скамьи, и Гриффит привел их в чувства, протянув кружки с водой и ломтики вяленой рыбы.
Англичане приходили в себя, чувствуя, как лодка вздымается и снова опускается, повинуясь волне. Потом они задремали, а Гриффит развернул огромный квадратный парус, и челн устремился в открытое море. Вокруг расстилалась ясная тишь летней ночи. Ранульф спал, а Корбетт не замечал ни ночи, ни ветра, ни темно-синего неба в льдистых точках звезд, с серебристым летним месяцем. Он закутался в плащ и с трудом сдерживал горькие слезы, томясь разлукой с Мэв. Так он провел почти все восемь дней плавания — от охватившего его уныния он даже не ощущал приступов морской болезни, почти не прикасался к нехитрым припасам, которыми кормил их Гриффит. Пару раз он пытался вызывать валлийца на разговор о леди Мэв, а когда тот упрямо отмалчивался, пробовал выспросить у него кое-что о переговорах графа Ричмонда с лордом Морганом насчет прав на отлов рыбы вдоль берегов Южного Уэльса, — но тот отказывался отвечать.
Они продолжали плавание, которое длилось больше недели, и теплый попутный ветер пригнал их на рейд Бристоля, где все трое, радуясь тому, что оказались в английских водах, наблюдали, как огромные суда, военные и торговые, заходят и выходят из гавани. Вечером они высадились, протиснувшись между двумя огромными, толстобрюхими грузовыми кораблями. Корбетт предложил Гриффиту золотые монеты — валлиец принял их без единого слова благодарности и, вывалив поклажу англичан на мощеную набережную, молча зашагал обратно к своей лодке.
Ранульф ликовал, что они живыми выбрались из Нита. Корбетт тоже чувствовал облегчение, но оно не утоляло тоски по Мэв и не устраняло досады оттого, что в столь опасном странствии он достиг столь малого. Они подобрали свои пожитки и начали пробираться по оживленному причалу, мимо моряков из Португалии — низкорослых, смуглых, с золотыми или жемчужными серьгами, мимо надменных ганзейских купцов в темной одежде и в дорогих бобровых шапках. Мелькали здесь и фламандцы, и генуэзцы, и гости из Эно и из Рейнской области. Их разноплеменная речь и пестрота вычурных чужеземных нарядов напомнила Корбетту библейское сказание о Вавилонской башне. Было тепло, в голове он чувствовал пустоту, а ноги нетвердо ступали по суше после стольких дней на море, в рыбацкой лодке, где пить приходилось несвежую воду, а питаться одной только соленой рыбой.
Они отошли от причала, и Корбетт дернул Ранульфа за рукав, чтобы тот не глазел на черную виселицу с тремя перекладинами, на каждой из которых болтался труп речного пирата, разлагавшийся под летним солнцем и приговоренный к тому, чтобы провисеть здесь в течение семи приливов и отливов. Чиновник со слугой углубились в город, перешли большую, мощенную булыжником торговую площадь, где торговцы уже стаскивали полосатые навесы, вынимали шесты и убирали прилавки-подмости под бдительным присмотром рыночных властей.
Кучку пьяниц, не прекращавших распевать песни и шуметь, уводили в дальний конец площади, к длинному ряду досок на платформе, чтобы они там протрезвлялись. Коробейник, никак не желавший прекращать торговлю, хрипло выкликал свой товар: иголки, булавки, ленты и прочие мелочи. Пойманного воришку, скорчившегося возле огромного корыта для лошадей, забрасывали нечистотами; собаки и кошки воевали между собой из-за груды отбросов; мимо, громыхая колесами, катились крестьянские телеги; возницы после долгого дня торгов устало клевали носом.