— Вы читали мои работы? — спросил я, когда он протянул мне бокал.
— С большим интересом, — ответил он.
— И что вы из них вынесли? — спросил я.
— Ну... — начал он и умолк.
— Они не подсказали вам, что я не тот человек, с которым позволительно шутить такому тупице, как вы? — продолжал я.
— Что вы хотите сказать, ваша честь?
Я выплеснул бокал разлуки ему в глаза, а когда он, вскрикнув, принялся протирать их, вогнал кулак ему в кадык. Он откинулся назад, захрипел и упал со стула, корчась на полу и судорожно ловя ртом воздух. Я нагнулся над ним.
— Помогите, — прошептал он. Я пнул его в голову, ссадив кожу. Затем, не дожидаясь новой просьбы о пощаде, наступил каблуком на кривившиеся губы.
— За эту шутку с Битоном вас следовало бы убить, — сказал я.
Он попытался кивнуть.
— Еще одна вольность, и я сообщу Создателю, что этот городишко следует уничтожить вместе со всем населением.
Он попытался кивнуть снова.
Я оставил его на полу, открыл дверь на балкон и вышел в темноту в надежде, что ночной ветер высушит дот. Ненавижу насилие, но иногда приходится к нему прибегать. В данном случае насилие послужило символической пощечиной, которая должна была пробудить городок от долгой спячки.
Через несколько минут мэр пошатываясь подошёл и встал рядом. Ссадина на его голове еще кровоточила, а рубашка на груди была запачкана рвотой. Когда я оглянулся на него, он, привалившись к перилам, поднял бокал.
— Первоклассная трепка, — проговорил он с улыбкой.
— К сожалению, это было необходимо, — отозвался я.
— Отсюда, ваша честь, вы можете кое-что увидеть, — он указал в темноту.
— Не вижу ни зги, — возразил я.
— Мы находимся на северной окраине города. Отсюда начинается огромная неизведанная чаща, которая тянется, быть может, до бесконечности. Говорят, что в глубине ее лежит Земной Рай, — вынув из кармана жилета платок, он промакнул ссадину над ухом.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Много лет назад мы составили из шахтеров экспедицию для поисков этого небесного сада. Вернулся, два года спустя, только один. Он был едва жив, когда добрался до города и рассказал о демонах пустых земель. «С рогами, крыльями и гребнем на спине, как в детском катехизисе», — твердил он. Еще они повстречались с огнедышащим котом, черной собакой-ящером с длинными клыками, видели стадо оленей, у которых рога срослись вместе и в них устраивали гнезда красные птицы.
— Я могу продолжить ваше воспитание, — предостерег я. — К делу.
— Дело в том, что вам трудно понять нас, жителей Анамасобии. Жизнь в тени неведомого рождает своеобразное чувство юмора. За последние несколько лет демоны появлялись на северных окраинах города. Один в туманную ночь утащил собаку отца Гарланда. Видите ли, нам приходится продолжать жизнь перед лицом этой угрозы, потому-то мы и стараемся чаще смеяться. — Закончив, он кивнул мне, словно что-то объяснил.
— Приведите себя в порядок, — сказал я, — и спускайтесь за мной вниз. Я обращусь к горожанам.
— Очень хорошо, ваша честь, — сказал он и вдруг насторожился. — Вы слышали?
— Что? — спросил я.
— Там, в кустарнике.
— Демоны? — спросил я.
Он ткнул в меня пальцем и расхохотался.
— Ага, попались? Вы тоже поверили.
Сжатым кулаком я с размаху ударил его в левый глаз. Пока он корчился и подвывал, я сообщил ему, что оставил свой плащ в библиотеке, и велел вычистить его к разъезду гостей.
Потом оставил его, чтобы продолжать мучения среди гостей.
Супруга мэра подала мне запеченный кремат, но я распорядился расставить для гостей складные кресла.
— Сию минуту, — пролепетала она и к тому моменту, когда я к ней обернулся, уже отдавала приказания слугам. Ароматы дежурного блюда пронизывали воздух, и я невольно стряхнул его с тарелки. Галета покатилась по ковру. Некоторое время я с интересом наблюдал, как ничего не подозревающие гости ставили на волосок от нее каблуки — метафорическое изображение их способности к точности мысли. Затем одна из женщин все-таки проткнула лепешку острым каблучком и унесла с собой в толпу.
— Мы готовы. — Голос супруги мэра отвлек меня от наблюдений. Для обращения к большой аудитории у меня есть свой метод, который я разработал, чтобы добиться внимания толпы и внушить ей свою мысль. Я выхватываю наугад несколько лиц, прочитываю их и объявляю свое заключение. Все собравшиеся немедленно обращаются в слух.
— Вы, там, — сказал я, расхаживая между рядами кресел, — вам до конца жизни не выбиться из нищеты. А вы, женщина с цветами на шляпке, никак не можете не изменять мужу?.. Умрете в течение года... Ждете ребенка... Пустой человек. Насмешка природы... Вижу брак с человеком, который станет колотить вас. — Я остановился и раскланялся под гром аплодисментов.
— Жители и жительницы Анамасобии, — начал я, когда снова установилась тишина. — Все вы, подобно мистеру Битону, сменившему сегодня живую плоть на синий дух, тоже сейчас меняетесь. Вы уже не граждане, не отцы, не матери, не братья, сестры и прочее и прочее, вы — подозреваемые. Пока я здесь, вы только подозреваемые. Я вычислю каждую подробность ваших физиономических черт и уличу преступника. Думаю, всем здесь известно, кто я такой и каковы мои полномочия. Вам придется раздеваться передо мной. Я — человек науки. Я буду обследовать вас деликатно, мягкими прикосновениями. Если мне придется углубиться в интимные области вашего тела, я не забуду надеть кожаные перчатки. Мои инструменты настолько остры, что разрез, если в таковом будет необходимость, вы обнаружите только много часов спустя. Помните: повиноваться мне следует немедленно и в полном молчании.
Не просите сообщить вам результат исследования. Поверьте, вам лучше оставаться в неведении.
Мое выступление прозвучало ровно и уверенно. Я видел, что женщины, даже не сумевшие ухватить смысл, поражены тем, как я владею человеческой речью. Мужчины кивали и почесывали затылки. У них было довольно сообразительности, чтобы признать мое превосходство. Я переходил от одного к другому, давая им возможность рассмотреть меня. Избив мэра, я вернул себе уверенность и легко поддерживал беседу. У меня просили совета: какие читать книги, как воспитывать детей, как делать деньги и сколько раз в день принимать ванну. Я отвечал всем.
Кто-то притушил свет, и я успел выпить в полумраке один-два бокала разлуки, когда в толпе мелькнула физиономия, в которой мой взгляд не нашел изъяна. Она подошла ко мне и заговорила:
— Нельзя ли спросить вас о Грете Сикес? — Пораженный ее красотой, я кивнул, не понимая вопроса. — Как вы могли утверждать, что она — оборотень, основываясь на укороченном расстоянии ноздря—бровь, если тонкость подбородочной дуги перекрывала все отклонения в верхней части лица?