Я вошла в кабинет мужа, почти полностью погруженный во мрак: слабый свет лампы из соседней комнаты не мог рассеять тьму. Я быстро открыла стол, ожидая, что ничего там не обнаружу и сразу вернусь к себе. Но в ящике оказалось письмо, которого я еще не видела, со сломанной печатью. Я нахмурилась. Лучше бы мне ничего не находить. У меня было не то настроение, чтобы обсуждать с Салаи неудачу Пьеро.
Но пришлось взять письмо и, прокравшись в спальню к мужу — ведь в кабинете не горел огонь, — поднести листок к лампе.
«Видимо, наш пророк по-прежнему яростно клеймит Рим со своей кафедры. Его святейшество недоволен, и я пока ничем не могу его успокоить. Вся наша операция под угрозой! И кого тогда мне обвинять, если случится чудовищный провал? Я ведь хотел, чтобы пророк отпустил вожжи только по отношению к Медичи — как Вы могли так неверно меня понять? Вы знаете, я многие годы добивался внимания Папы, его доверия… И теперь Вы готовы увидеть, что все мои усилия пошли насмарку? Или, быть может, мне усомниться в Вас и перепоручить это дело Антонио? Если он действительно пользуется доверием пророка, то, должно быть, имеет значительное влияние. Уговорите его прибегнуть к своей силе убеждения. Если он подведет — из-за того, что пророк больше не доверяет ему, или из-за того, что он потерял свою решимость, — тогда предоставляю Вам решить, избавиться ли нам от его услуг окончательно или лучше прибегнуть к его дочери и внуку. Я готов подчиниться Вашему решению в этом вопросе, так как Вас врядли можно считать незаинтересованным лицом. Если Антонио дрогнет, вновь положитесь, как сделали это в далеком прошлом, на Доменико, который доказал, что способен выполнить любое необходимое дело.
Если Папа Александр пойдет против монаха, нам ничего не останется, как прибегнуть к крайним мерам. Возможно, примером для народа послужат «серые» во главе с Бернардо делъ Неро».
— Антонио, — прошептала я и, пошатнувшись, ухватилась за край ночного столика. Я не могла оторвать глаз от письма, вновь и вновь его перечитывала.
Я ведь действительно думала, что Франческо женился на мне из-за моей красоты.
«Если Антонио дрогнет, вновь положитесь, как сделали это в далеком прошлом, на Доменико…»
Я вспомнила об отце, больном и несчастном. Я вспомнила ту ужасную минуту в ризнице Сан-Марко, когда фра Доменико стоял над телом моей матери. Когда, поймав взгляд отца, он показал на меня глазами.
Угроза.
И отец опустился на колени. Проглотил свою ярость и опустился на колени.
Я вспомнила, как позже он умолял меня поехать с ним в церковь, чтобы послушать проповедь Савонаролы. Когда я отказалась, он заплакал. Точно так он плакал в день моей свадьбы с Джулиано и все твердил, что не способен защитить меня.
Я вспомнила прохладную дружбу отца с Пико после смерти мамы. Я подумала о смерти Пико и о теперешней невеселой дружбе отца с моим мужем.
«…лучше прибегнуть к его дочери и внуку…»
Слез у меня не осталось. Я была чересчур напугана и оскорблена.
С трудом, переводя дыхание, я заучивала наизусть каждое слово, впечатывала его в свою память. Потом вернулась в кабинет мужа, спрятала письмо в стол и заперла ящик. Когда я потихоньку поднялась к себе в спальню, то первым делом отыскала нож и заткнула за пояс. Вооружившись, я ушла в детскую. Маттео спокойно спал в колыбельке. Я не стала будить сына, а уселась на пол рядом с ним и просидела так до тех пор, пока не вернулся Франческо. Я продолжала сидеть, слушая, как дом вновь затихает. А потом увидела, что взошло солнце.
Тем же ранним утром я отослала Дзалумму пешком в лавку к моему отцу сказать, что я хочу повидать его наедине. Она вернулась меньше чем через два часа и передала, что отец плохо себя чувствует, поэтому сразу пойдет домой и надеется, что я навещу его там.
Дело, разумеется, было вовсе не в его плохом самочувствии. По дороге в отцовский дом, когда Дзалумма сидела напротив меня в карете, держа на коленях Маттео, и смотрела на меня немигающим взглядом, я, в конце концов, не выдержала и сказала:
— Мой отец тоже в этом участвует.
Избегать правды дальше было бессмысленно. Я ведь уже сообщила ей содержание первого письма, обнаруженного в кабинете Франческо. Дзалумма знала, что мой муж связан с Савонаролой, знала и о его причастности к смерти Пико. Этим утром она нашла меня спящей возле колыбельки Маттео и сразу все поняла. После того как я послала ее поговорить с Антонио, она ждала от меня объяснений. Мои слова, видимо, ее ничуть не удивили.
— Вместе с Франческо? — Я кивнула.
Лицо у нее стало каменным.
— Тогда зачем ты едешь к нему? — В ее голосе ясно слышалось недоверие.
Я бросила взгляд в окно и ничего не ответила.
Отец ждал меня в большом зале, где когда-то приветствовал Джулиано, пришедшего просить моей руки, в том самом зале, где мама встречалась с астрологом. Время перевалило за полдень, и шторы были раздвинуты, чтобы впустить солнце. Отец сидел в полоске яркого света. При моем появлении он поднялся. Слуг с ним не было, и я отослала Дзалумму в соседнюю комнату присмотреть за Маттео.
На лице отца была печать заботы. Точно не знаю, какими словами Дзалумма передала мою просьбу или что ожидал услышать отец, но, во всяком случае, то, что я сказала, для него явилось неожиданностью.
Как только Дзалумма закрыла за собой дверь, я напряженно выпрямилась и заговорила, даже не удосужившись поздороваться.
— Я знаю, что ты и Франческо манипулируете Савонаролой. — Мой голос звучал поразительно спокойно. — Я знаю про Пико.
От изумления отец открыл рот. Он собирался шагнуть вперед, чтобы обнять меня, но отступил назад и снова уселся на стул.
— Пресвятой Боже, — прошептал он, проводя рукой по лицу, а потом, пораженный, взглянул на меня. — Кто… кто тебе рассказал? Дзалумма?
— Она ничего не знает.
— Тогда кто-то из слуг Франческо? — Я покачала головой.
— Я знаю, ты ходишь к Савонароле. Я знаю, тебе поручено внушать ему, чтобы он проповедовал против Медичи, а Папу Александра оставил в покое. Но, видимо, ты не очень хорошо справляешься с заданием.
— Как? Откуда тебе все это известно? — Но я не проронила ни слова, и он ударился в панику. — Ты шпионка. Моя дочь шпионка Медичи… — Он меня не обвинял, просто ужаснулся от этой мысли и обхватил голову руками.
— Я не шпионка, — возразила я. — И с Пьеро не поддерживаю связь после смерти Джулиано. Я знаю только то, что сказала. А узнала об этом совершенно случайно.
Отец застонал. Мне показалось, что он сейчас разрыдается.
— Знаю… знаю, что ты так поступил только из желания защитить меня, — продолжала я. — Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя, а потому, что хочу помочь.
Он взял мою руку и крепко сжал.
— Как жаль, — проговорил он со вздохом, — как жаль, что тебе пришлось узнать об этом. И все же я… Фра Джироламо искренний человек. Хороший человек. Он хочет делать то, что велит Господь. Я действительно в него верил. Связывал с ним такие надежды… Но он окружен злыми людьми. И его очень легко переманить на свою сторону. Когда-то я пользовался его доверием, но сейчас уже ни в чем не уверен.