После того как мужчины ушли, донна Эсмеральда принесла таз с водой и принялась отмывать меня. Окунув тряпку в воду — в воде тут же заклубились розовые струйки, кровь моей жертвы, — она прошептала:
— Вы такая храбрая, мадонна! Король должен дать вам орден. Каково это — убить человека?
— Это…— Я умолкла, пытаясь подобрать слова, которые смогли бы передать мои чувства. — Это необходимость. Просто нечто такое, что ты делаешь потому, что иначе нельзя.
По правде говоря, это оказалось на удивление просто. Меня начала бить дрожь: не из-за того, что я отняла жизнь у человека, а из-за того, что я проделала это с такой легкостью.
— Ну, будет, будет…— Донна Эсмеральда накинула шаль на мои голые плечи: я сбросила мокрое платье на пол, оставив его какому-нибудь предателю-анжуйцу или французу, который найдет его и будет сильно озадачен. — Я знаю, что вы храбрая, но это все-таки сильное потрясение.
Но я не собиралась терпеть, чтобы со мной нянчились, как с маленькой. Я быстро оделась, потом ополоснула стилет в окровавленной воде, тщательно вытерла и спрятала под корсажем чистого платья. Только после этого я помогла Эсмеральде сложить в сундук самые необходимые вещи. Самые ценные украшения я спрятала на себе, крепко привязав к бедрам. Много прекрасных вещей: замечательные меховые одеяла, ковры, шелковые гобелены и парчовые шторы, тяжелые серебряные и золотые канделябры и картины старых мастеров — пришлось оставить врагам.
После этого нам уже нечего было делать — лишь ждать и стараться не терять самообладания при каждом залпе пушек.
Незадолго до полудня появился Джофре в сопровождении слуг и пары вооруженных стражников, чтобы забрать наш сундук. По привычке приводить себя в порядок, прежде чем показываться людям на глаза, я пригладила волосы — и обнаружила, что в них по-прежнему полно засохшей крови.
И снова я быстро шла по коридорам Кастель Нуово; на этот раз я не позволяла себе рассматривать стены и обстановку либо горевать о том, что я оставляю позади. Я отрешилась от чувств, не позволяя им влиять на рассудок. Возможно, нас постигло поражение — но я верила, что Феррандино прав, что это все временно. Я прилагала все усилия, чтобы держаться с достоинством и уверенностью, ибо никогда еще Арагонский дом так сильно не нуждался и в том, и в другом. Джофре шел рядом со мной. Надо отдать ему должное: он не выказывал страха, хотя был мрачен и держался напряженно.
Наконец наш маленький отряд добрался до двустворчатых дверей, ведущих во внутренний двор, и остановился, пока стражники поспешно открывали их.
Шедшая за мной донна Эсмеральда разразилась громкими рыданиями.
Я прикрикнула на нее:
— Прибереги слезы до тех пор, пока мы не останемся одни! Будь гордой. Мы не побеждены — мы вернемся. А когда мы придем, Неаполь встретит нас с радостью.
Донна Эсмеральда повиновалась, вытирая глаза пышным рукавом.
Когда двери открылись, за ними обнаружилась картина полнейшего смятения. Двор был забит людьми — дальними родственниками и знакомыми дворянами, которые сумели укрыться за крепостными стенами, когда бой только начался, а также обезумевшими от страха слугами и челядью, которые побросали свои посты, а теперь осознали, что их оставят тут, на милость мятежников. Эти две группы сбились воедино, и их окружал отряд наших солдат с саблями наголо, не подпуская к экипажам, подготовленным для нашего бегства.
Во дворе были и еще солдаты: некоторые, судя по всему, уже здесь скончались, и их оттащили в угол, а другие, раненные, стонали от боли. Уцелевшие собрались у четырех крытых повозок того типа, который использовался для поездок по городу; они стояли двумя кольцами: сначала всадники, по двое в ряд, а дальше — пехотинцы. Наши люди были одеты для битвы, в испанские шлемы с сине-золотыми султанами и пластинчатые доспехи.
Вся зелень была здесь вытоптана подчистую, включая первые весенние побеги. Некогда благоуханный воздух теперь был наполнен дымом горящих дворцов и едкой, сернистой вонью артиллерии. Хор голосов, исполненных отчаяния и ужаса, перекрывал все звуки, кроме грохота пушек.
Когда стражники преклонили колени, я вступила в это безумие, сохраняя царственный вид.
— Дорогу! — вскричали стражники. — Дорогу принцу и принцессе Сквиллаче!
По толпе пробежал гомон. Стоявшие ближе всех к нам солдаты повернулись и низко поклонились нам, с искренностью и восхищением, которого я не поняла.
— Дорогу принцессе Санче!
Толпа была столь велика, что люди стояли плечом к плечу; однако мне не пришлось проталкиваться, и я прошла, никого не коснувшись.
От толпы отделился какой-то капитан.
— Ваши высочества, — обратился он к нам с мужем. — Его величество просит вас сопровождать его.
Капитан провел нас мимо двух повозок. Дядя Федерико заталкивал своего брата в первую с таким же пылом, с каким он поутру размахивал своим скимитаром. Сейчас меч висел у него на поясе; каждый мужчина, вне зависимости от того, принадлежал ли он к королевской семье, был вооружен.
Пехотинцы, окружавшие королевский экипаж, расступились, пропуская нас, а всадники, выстроившиеся по бокам, натянули поводья и заставили лошадей попятиться. Один из стражников протянул руку, дабы помочь мне забраться в карету, и, когда я коснулась его руки, произнес:
— Это честь для меня, ваше высочество. Вы — величайшая героиня Неаполя.
В карете я обнаружила ожидавших нас Альфонсо, Джованну и Феррандино. Хотя ситуация, несомненно, была прескверной, молодой король нашел в себе силы улыбнуться. Он расслышал слова стражника.
— Присаживайся рядом со мной, Санча. Так я буду чувствовать себя спокойнее. Как ты наверняка понимаешь, твоя сегодняшняя храбрость заслужила тебе определенную репутацию.
При этих словах мое самообладание дрогнуло: я считала свой поступок не актом мужества, а тревожным симптомом моей наследственности. Пока Джофре и Эсмеральда забирались в карету, я опустила взгляд и, запинаясь, произнесла:
— Ваше величество, это было случайностью, что я одна оказалась при оружии. Если бы мой брат был вооружен, он первым защитил бы вас. А если бы вы сами были вооружены, нам и вовсе нечего было бы бояться, при вашем искусстве фехтовальщика.
Я села рядом с королем. С другой стороны от него сидела Джованна. Напротив нее сидел Альфонсо, потом Джофре, и последней уселась Эсмеральда.
— Случайность или нет, но мы здесь лишь благодаря тебе, — возразил Феррандино, — и мы признательны тебе. Отныне ты — мой счастливый талисман, Санча.
Он умолк, когда повозка качнулась; одновременно с этим послышались крики: часовые на стенах сообщали солдатам внизу, что творится за воротами замка. Судя по всему, враги предвидели, что мы попытаемся бежать из Кастель Нуово. Раздалась команда, и большая группа пехотинцев быстро двинулась на помощь тем, кто уже защищал нас.
Несколько стражников подбежали к воротам и отперли их; за воротами бушевал хаос.