— Через французского посла.
— Почему вы так добры ко мне?
— Я вам уже объяснял, Катерина. Я просто защищаю собственные интересы. Мы с вами связаны звездами.
— Звезды, — подхватила я. — Хочу изучить все, что с ними связано.
— Вы всего-навсего девятилетняя девочка, — быстро ответил Козимо и вздохнул. — Но очень необычная. Читайте Фичино и аль-Бируни — это был выдающийся ум.
— Я должна научиться вычислять, что со мной произойдет, — настаивала я, — придут ли к соглашению Папа и император Карл, спасут ли меня.
— Папа и император придут к соглашению, — уверенно заявил Козимо. — Вам не нужно сейчас беспокоиться о будущем. Просто знайте, что я в вашем распоряжении, нуждаетесь вы во мне или нет. — Козимо отошел, и голос его сделался тише. — Сейчас мне пора идти, ради вашей безопасности. Меня не должны увидеть. Да пребудет с вами Господь, Катерина.
Я прислушивалась к удалявшимся шагам.
— Господин Козимо, — пробормотала я и прижала к двери ладонь.
И не двигалась с места, пока Барбара не взяла меня за локоть и не повела за собой.
Лето пролетело без каких-либо особых событий, как и осень и последовавшая за нею зима. Я росла и делала успехи во французском языке. А ночью во сне разговаривала с окровавленным человеком. «Je ne veux pas ces reves» — «Я не хочу этих снов».
Когда опять настало лето, я, как и большинство монахинь, обрадовалась новости, что Папа вскоре вернется в Рим. Климент согласился короновать Карла, если король станет поддерживать семейство Медичи. Потерпев слишком много поражений в борьбе с имперскими войсками, французский король Франциск заключил с Карлом мир и перестал оказывать поддержку мятежникам Флорентийской республики.
Жарким июньским утром, в окружении занятых рукоделием сестер, я смотрела в открытое окно: на горизонте собирались темные тучи. За городом горели поля и овины: их подожгли солдаты революционного правительства. Император Карл был в пути, по крайней мере его войска, ведомые принцем Оранским. Повстанцы не собирались оказывать им помощь у стен Флоренции.
Недалеко от монастыря формировалось ополчение численностью в десять тысяч человек. Находясь в саду или во дворе, я слышала приказы командиров, пытавшихся обучить неопытных солдат. В страхе перед неминуемым сражением из Флоренции сбежали сотни людей. С Маддаленой, стоявшей на стреме, я вскарабкалась на ольху и попыталась заглянуть за городские стены, но увидела лишь крыши домов и серую дымку над городом. Флоренция пропахла дымом. Им пропиталась наша одежда и волосы, дым проник во все уголки монастыря.
Сентябрь принес добрую весть: король Франциск подписал договор с императором Карлом. Отныне французские войска не станут поддерживать восставшую республику. Я тихо ликовала, но в то же время немного боялась, помня об ужасном разграблении Рима, когда люди императора проигнорировали приказы и устроили осаду святому городу. Они выбивали двери монастырей и насиловали монахинь.
Двадцать четвертого октября я сидела за шитьем на своем привычном месте между Маддаленой и сестрой Николеттой. Обе они были встревожены, как и Пиппа, и Лизабетта. Те в молчании склонились над своей работой. Лицо сестры Антонии, как обычно, хранило абсолютный покой.
День за окнами был темен от дыма и от надвигавшейся осенней бури. Ольха потеряла почти все свои листья и стояла теперь темная и сучковатая.
Я трудилась над белым алтарным покрывалом. Дело не ладилось: шелк казался чересчур толстым, а ушко иглы — слишком узким. Первые мои стежки получились неаккуратными, и я их распустила.
Наперсток прохудился в месте постоянного трения. В рассеянности я захватила за один раз слишком много ткани, и пришлось сильно нажать на иглу. В результате она проткнула кожаный наперсток и глубоко впилась в палец.
Я вскрикнула и вскочила на ноги. Алтарное покрывало свалилось на пол. Все монахини замерли и посмотрели на меня. Я сжала зубы, с ощущением тошноты схватилась за иглу и с силой выдернула ее, а затем уставилась на кровь на пальце.
— Ничего, — успокоила меня Николетта.
Она оторвала длинную нить от клубка шерсти, лежавшего у нее в корзине, сложила ее и прижала к ранке.
В отдалении послышался гром, открытые оконные рамы содрогнулись. Маддалена и сестра Пиппа подбежали к окну, в котором виднелись поднявшиеся вдалеке клубы дыма.
— Вернитесь, — попросила сестра Антония ровным голосом. — Позаботьтесь о работе, и Господь позаботится о вас.
Не успела она произнести эти слова, как снова громыхнуло.
— Пушка, — прошептала Николетта.
Сестра Пиппа осталась у окна, всматриваясь вдаль, словно что-то могла разглядеть за стенами монастыря.
— Армия императора, — произнесла она громко. — Семь тысяч солдат, а у нас — десять. — Она взглянула на меня, и глаза ее сверкнули ненавистью. — Вы никогда не победите.
— Пиппа! — резко одернула ее Антония. — Сядь и помолчи.
Пушка пальнула в третий раз. Четвертый выстрел прозвучал с противоположной стороны. Флоренция была окружена. Лизабетта вскочила и встала рядом с Пиппой.
Щеки Пиппы покраснели от ярости.
— Они не дадут тебе уйти.
— Пиппа! — прикрикнула Антония.
Однако та ее проигнорировала.
— Знаешь, что сделает с тобой республика? — продолжала она с усмешкой. — Тебя спустят в корзине с городских стен, и люди императора раздерут тебя на куски.
Сестра Николетта уже всерьез негодовала.
— Пиппа, прекрати! Прекрати!
— Или отведут в бордель, будешь шлюхой для наших солдат. Климент не успеет выдать тебя замуж.
Николетта отвесила Пиппе пощечину. Сестра Антония встала между двумя женщинами.
— Хватит! — приказала она.
Антония была выше и внушительнее их обеих. Пиппа непримиримо на нее смотрела.
— Вы пожалеете, что защищали ее. Она враг людей и плохо кончит.
Антония на миг окаменела, потом сказала:
— Отправляйся к себе. Иди в келью и моли Господа, чтобы простил тебе твой гнев. Оставайся там, пока я за тобой не пошлю.
Наступившую враждебную тишину нарушила пушка. Николетта уселась подле меня и положила руку мне на плечо.
Сестра Пиппа наконец-то удалилась. Лизабетта, мрачно покосившись на сестру Антонию, вернулась к своему стулу.
— И ты, — обратилась Антония к Николетте, уже более мягко, — тоже помолишься, когда будешь в часовне.
Мы все снова взялись за работу. Я позабыла о пальце, и шерсть с него свалилась. Когда я взяла алтарное покрывало, то запачкала его кровью.
Пушки гремели до темноты. В тот день к решетке в воротах примчалась паникующая мать Маддалены и подтвердила наши подозрения: армия императора окружила город.