Где? И кто? Чью Книгу Судьбы откроет волшебница? Как сказала Ольга, двенадцать лет готовили операцию. Двенадцать лет искали Великую Волшебницу, способную взять в руку припасенный до поры мелок.
Стоп!
Я завопил бы на весь Арбат, какой я дурак. Но мое лицо и так было достаточно красноречивым.
К чему уж озвучивать все, написанное на физиономии.
Высшие маги считают на много ходов вперед. В их играх нет случайностей. Есть ферзи, а есть пешки. Но только не лишние фигуры!
Егор!
Мальчик, едва не ставший жертвой нелицензионной охоты. Вошедший из-за этого в сумрак в таком состоянии души, которое толкнуло его на Темную сторону. Мальчик, чья судьба не определена, чья аура еще сохраняет все многоцветье младенца. Да, уникальный случай, я поразился, еще увидев его впервые.
Удивился — и забыл. Едва узнав, что потенциальные способности мальчика были искусственно завышены шефом: и чтобы отвлечь Темных, и чтобы Егор смог хоть чуть-чуть противостоять вампирам.
Так он и остался для меня — и личной неудачей, ведь я впервые определил в нем Иного, и хорошим, пока еще, человеком, и будущим противником в вечной битве Добра и Зла. Лишь где-то, на самом донышке, осталась память о его неопределенной судьбе.
Он еще может стать кем угодно. Расплывчатый потенциал будущего. Открытая книга. Книга Судьбы.
Вот кто станет перед Светланой, когда та возьмет в руки мелок. И встанет охотно — едва лишь Гесер рассудительно и серьезно объяснит ему происходящее. Он умеет объяснять, шеф Ночного Дозора, глава Светлых Москвы, великий древний маг. Гесер скажет об исправлении ошибок. И это будет правдой. Гесер скажет о великом будущем, которое откроется перед Егором. И это, вот ведь в чем дело, тоже окажется правдой! Темные могут подать тысячу протестов — Инквизиция несомненно учтет тот факт, что вначале мальчик пострадал от их действий.
А Светлане наверняка будет рассказано, что неудача с Егором гнетет меня. Что во многом мальчик пострадал из-за того, что Дозор был занят ее, Светланы, спасением.
Она даже не станет колебаться.
Выслушает все, что должна сделать.
Коснется мелка, обычного мелка, которым можно рисовать классики на асфальте или писать «2+2=4» на школьной доске.
И начнет кроить судьбу, которая так еще и не определена.
Что из него собираются сделать?
Кого?
Лидера, вождя, предводителя новых партий и революций?
Пророка еще не придуманной религии?
Мыслителя, что создаст новое социальное учение?
Музыканта, поэта, писателя, чье творчество изменит сознание миллионов?
На сколько еще лет в будущее тянется неторопливый план сил Света?
Да, сути, что дается Иному от природы, не изменишь. Егор будет очень-очень слабеньким магом. Благодаря вмешательству Дозора — все-таки Светлым магом.
Но для того, чтобы менять судьбы человеческого мира, быть Иным не обязательно. Это даже мешает. Гораздо лучше пользоваться поддержкой Дозора и вести, вести за собой человеческие толпы, что так нуждаются в придуманном нами счастье.
И он поведет. Не знаю как, не знаю куда, но поведет. Вот только ведь и Темные сделают свой ход.
На каждого президента находится свой киллер. На каждого пророка — тысяча толкователей, что извратят суть религии, заменят светлый огонь жаром инквизиторских костров. Каждая книга когда-нибудь полетит в огонь, из симфонии сделают шлягер и станут играть по кабакам. Под любую гадость подведут прочный философский базис.
Да, мы ничему не научились.
Наверное, не хотим.
Но по крайней мере у меня есть немного времени. И право сделать свой ход. Единственный.
Знать бы еще, какой.
Призвать Светлану не соглашаться с Гесером, не приобщаться к высшей магии, не править чужую судьбу?
А почему, собственно? Ведь все правильно. Исправляются допущенные ошибки, творится счастливое будущее для отдельно взятого человечка и человечества в целом. С меня снимается груз допущенной ошибки. Со Светланы — сознание того, что ее удача оплачена чужой бедой. Она входит в ряды Великих Волшебниц. Какова цена моих смутных сомнений?
И что в них — искренняя забота, а что — маленькая личная корысть? Что Свет, что Тьма.
— Эй, друг!
Торговец, рядом с лотком которого я стоял, глядел на меня. Не слишком зло, но раздраженно.
— Берешь что-нибудь?
— Я на идиота похож? — осведомился я.
— Еще как. Или покупай, или отойди.
В чем-то он был прав. Но я сейчас был настроен огрызаться:
— Не понимаешь своего счастья. Я тебе толпу создаю, покупателей привлекаю.
Колоритный был торговец. Плотный, краснолицый, с толстенными ручищами, где равномерно перемешались жир и мышцы. Он окинул меня оценивающим взглядом, явно не обнаружил ничего угрожающего и собрался было что-то съязвить.
И вдруг улыбнулся.
— Ну, создавай. Только поактивнее тогда. Изобрази покупку. Можешь даже деньги мне понарошку заплатить.
Это было так странно, так неожиданно.
Я улыбнулся в ответ:
— Хочешь, правда, куплю что-нибудь?
— Да тебе зачем, это для туристов хлам, — продавец перестал улыбаться, но прежней напряженной агрессивности в лице все равно не осталось. — Жара чертова, на всех срываюсь. Хоть бы дождь пошел.
Глянув в небо, я пожал плечами. Кажется, что-то менялось. Что-то сдвинулось в прозрачной сини небесной духовки.
— Думаю, будет, — заявил я.
— Хорошо бы.
Мы кивнули друг другу, и я пошел, влился в поток людей.
Пусть я не знал, что делать, но уже знал, куда идти. И это немало.
Наши силы — во многом заемные. Темные черпают их в чужом страдании. Им куда проще. Даже не обязательно причинять людям боль. Достаточно выжидать. Достаточно внимательно смотреть по сторонам и тянуть, тянуть чужое страдание, словно коктейль через соломинку.