Тут чей-то властный голос произнес:
— Бога ради, что здесь происходит?
Том залился краской и робко от меня отошел. С трудом поднявшись на ноги, я увидел высокую даму, которая стояла в дверях соседней комнаты. Она была несколькими годами старше моей матушки, но я заметил, что она совсем не старая, а находится в том неопределенном возрасте, когда молодость уже прошла, а старость еще далеко. Ее лицо я назвал бы скорее породистым, чем красивым, и уж никак не привлекательным; сейчас, когда она нас рассматривала, на нем выражались гнев и презрение.
— Кто-нибудь мне ответит? Мисс Квиллиам, чем вы объясните эту из ряда вон выходящую сцену?
— Не знаю, леди Момпессон, я только-только вошла.
— В самом деле? — Она подчеркнуто придала своему тону оттенок холодного удивления. Взгляд ее скользнул по нашим лицам. — Ты как будто кричала, Генриетта. Почему?
Генриетта взглянула на юнца, тот показал зубы, словно готовясь зарычать.
— Я вскрикнула, оттого что Джон упал, тетя Изабелла.
Леди поджала губы.
— А ты что скажешь, Том?
— Да я ничего, шутки шутил самую малость, мама.
Ее передернуло.
— Нельзя ли не оскорблять наш слух языком простонародья?
— Генриетта говорит правду, — вмешался я. — Ничего не было. Я просто споткнулся и упал.
Обращенный ко мне взгляд леди Момпессон был настолько лишен выражения, что я задал себе вопрос, произнес ли я хоть слово или это мне приснилось. Потом она обратилась к Генриетте:
— Тебе нечего здесь делать. Отправляйся немедленно с мисс Квиллиам в классную комнату; там ты будешь наказана за непослушание.
Не глядя на меня, Генриетта проворно удалилась вместе с гувернанткой.
— Что касается тебя, Том. — Она помедлила, задумчиво глядя на Тома. — Иди к своему гувернеру, скажи, пусть чем-нибудь тебя займет. И еще скажи, пусть зайдет ко мне после обеда. Настало время для очередной нашей небольшой беседы.
— Я не виноват, мама, — заскулил Том. — Она сюда вошла, а я вошел за ней, потому что ей нечего здесь делать. И тут на меня набросился этот мальчишка.
— Ты лжец и драчун, — воскликнул я. — Она здесь пряталась только потому, что ты за ней гонялся.
— Мама, как смеет этот мальчишка меня оскорблять? — вскричал рыжий юнец. — Он даже не сын джентльмена.
— Ты тоже, — злобно бросил я, — потому что ни один джентльмен не станет так обходиться со своей родней. — Я, конечно, имел в виду Генриетту.
— Мастер Мелламфи, как он нам напоминает, вдвойне имеет право на вежливое обращение, так как он к тому же гость в нашем доме, — сказала сыну леди Момпессон. — Ступай, Том. У меня есть дело к этому молодому человеку.
Послав мне свирепый взгляд, юнец ссутулился и вышел; леди Момпессон пробормотала: «Следуйте за мной», — и направилась в соседнюю комнату. Я повиновался, думая о скрытом значении ее предыдущих слов; сердце мое колотилось.
Комната была обширная, а царившая в ней полутьма делала ее еще громадней (высокие окна на противоположной стене были затянуты занавесками). На пристенных столиках стояло несколько горящих свечей. В центре, спиной к двери, сидела на стуле с высокой спинкой моя мать. Напротив нее полулежал в шезлонге, под богато вышитым покрывалом, старик, ноги его покоились на скамеечке.
Когда мы приблизились, матушка оглянулась и послала мне робкую улыбку. Глядя на старика, я вспомнил его длинные впалые щеки, слезящиеся глаза и мешки под ними, выступающую челюсть, кожу в пятнах; он ничуть не изменился, старый джентльмен в карете, который так напугал мою мать на следующий день после проникновения в наш дом грабителя, в давние-предавние времена.
— Вот этот мальчик. — Леди Момпессон вытолкнула меня в центр комнаты, между шезлонгом и стулом, где сидела матушка.
— Подведи его ближе, — сказал старик.
Вдавив костлявый кулак мне в поясницу, леди Момпессон подвинула меня вперед.
Сэр Персевал поднял к налитому кровью глазу лорнет и с минуту рассматривал меня.
— Довольно мелкий на вид, — промолвил он наконец с небрежной медлительностью. — Не очень здоровый?
— Слава небесам, сэр Персевал, он здоров и крепок, — отозвалась матушка.
— Отлично, — кивнул он без особого подъема. — Рад в этом удостовериться.
Леди Момпессон села рядом с мужем на элегантную софу и командным тоном потребовала:
— А теперь покажите сэру Персевалу и мне предмет, о котором шла речь.
— Иди обратно в соседнюю комнату, Джонни, и жди меня там, — распорядилась матушка.
Удивленный и разочарованный, я встрепенулся:
— А нельзя ли мне остаться?
— Почему бы нет? — спросил старый джентльмен. — Это ведь его касается, так?
— Если желаете, сэр Персевал, — робко проговорила матушка и посмотрела на меня с упреком. — Но обещай молчать.
Одержав эту победу, я наряду с торжеством почувствовал и некоторую вину. Я придвинулся к матушке и встал с нею рядом, напротив двоих хозяев.
Из связки ключей на цепочке, обернутой вокруг талии, матушка выбрала один и открыла им замок, державший футляр для бумаг, который она всегда носила при себе. Склонившись вперед, сэр Персевал пристально наблюдал, как она нашла еще один ключ и отперла сам футляр. Оттуда она извлекла небольшой бумажный свиток, с обеих сторон схваченный медными кольцами. Мы все, затаив дыхание, следили, как матушка снимала кольца и осторожно разворачивала свиток. Стоя немного сзади, я сумел разглядеть, что это был всего один исписанный лист плотного пергамента. Разобрать хотя бы одно слово было невозможно — не только из-за расстояния, но и из-за букв, красивых, однако очень странных по форме. К нижнему концу бумаги была прикреплена большая красная печать, над нею виднелись как будто три подписи — они были не такие ровные и аккуратные, как прочий текст.
— Позвольте взглянуть. — Сэр Персевал протянул костлявую, в кольцах, руку, хотя достать все равно бы не смог.
Матушка отпрянула, прижимая к себе бумагу.
— Нет, сэр Персевал, — воскликнула она. — Простите, пожалуйста, но мне нельзя давать его вам в руки. — Он пробормотал что-то про себя и откинулся назад. Матушка подняла документ так, чтобы им было видно. — Надеюсь, вы признаете это доказательством законности моих требований, что касается ежегодных выплат.
— Оставляя этот вопрос в стороне, миссис Мелламфи, — проговорила леди Момпессон, — мы готовы пойти на следующее: если это тот самый кодицилл, копию которого вы нам посылали семь лет назад, то мы согласны его у вас купить.
— Купить?! — выдохнула матушка.
— Речь идет, — продолжала леди Момпессон, — о сумме в полторы тысячи фунтов.
— Но документ не продается!