Когда я постучал в кухонную дверь, ее распахнула Нэнси и при виде меня улыбнулась:
— Наконец у меня кое-что для вас есть. Приходил джентльмен и уплатил по счету, так что ей разрешили забрать ее коробки. Она оставила вот что.
Ошеломив меня этим сообщением, Нэнси пошарила на столике за подносом, прислоненным к стене, и протянула мне письмо. Я перевернул его лицевой стороной наверх и увидел надпись из всего одного слова: «Джону».
— Я не могу сейчас разговаривать: госпожа звонит в колокольчик. — Нэнси закрыла дверь.
Поднимаясь по задним ступенькам, я вскрыл письмо (первое настоящее письмо, которое я получил!) и с колотящимся сердцем всмотрелся в красивый почерк.
«Вестминстер,
Орчард-стрит, 47,
4 июня 18-.
Дорогой Джон!
Конечно, я Вас помню, хотя сейчас мне кажется, будто хафемские времена я прожила в другом мире.
Я очень опечалена теми несчастьями, которые выпали на долю Вам и Вашей матушке, и от всей души хотела бы вам помочь. Однако Вы меня поймете, если я скажу, что мои нынешние обстоятельства куда хуже тех, в которых Вы меня застали в последний раз. Тем не менее, хотя мои возможности очень ограничены, я сделаю все, что в моих силах, — и сделаю со всей охотой. Если Вы с матушкой пожелаете прийти ко мне, вы найдете меня по указанному выше адресу.
Остаюсь Вашей покорнейшей слугой и не менее преданным другом,
Хелен Квиллиам».
Я был несколько разочарован и, быстро шагая домой, раздумывал о том, смогу ли убедить матушку, чтобы она согласилась на предложение мисс Квиллиам, и как мы будем в этом случае зарабатывать себе на жизнь. Прежде чем взяться за уговоры, решил я, мне нужно до конца убедиться, что мои подозрения справедливы и хозяин действительно вовлечен в какие-то гнусные делишки. И тут мне пришла мысль проследить за ним этой ночью и все выяснить!
Когда я вернулся, время близилось к девяти. Я прокрался в нашу комнату и, слушая пьяный смех в гостиной и голоса женщин, споривших в кухне, съел кусок сухой колбасы и булочку, которые купил на обратном пути.
Часа через два поднялась наверх и матушка, однако выяснилось, что серьезный разговор о нашем будущем придется отложить. Вскоре на лестнице послышалось пьяное бормотание миссис Избистер. Матушку быстро охватил сон, и ее дыхание, если не считать редкого покашливания, было ровным и глубоким.
Время текло медленно, из гостиной то и дело долетали крики и смех, перемежавшиеся раскатистым пением. Лишь после полуночи я услышал шаги, мгновенно выскочил из кровати, натянул в темноте одежду и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Убедившись по громкому дыханию миссис Избистер, что она спит, я прокрался вниз, поднял задвижку на кухонном окне, распахнул его, вылез наружу и неслышно прикрыл окно.
Я находился в дворике позади дома, где было пусто, если не считать бочки с водой, груды ломаных кирпичей и шиферной плитки, а также дохлой крысы — все это в окружении высокой стены с калиткой. Днем я уже осмотрел дворик из нашего окна и теперь без особого труда перебрался через калитку, а затем по темному проходу между задних дворов достиг улицы. Три компаньона мистера Избистера стояли у повозки; выглядывая из-за угла, я увидел и его самого: он приближался с лошадью, которую, очевидно, только что привел из конюшни. Он запряг ее вполне спокойно — насколько это было возможно в неверном свете фонаря, который держал Джем; вскоре все взгромоздились на повозку, и она покатила. Я выждал в укрытии и вышел оттуда, только когда повозка достигла конца улицы. Предстояло узнать, смогу ли я выдерживать необходимую скорость.
К счастью, ночь стояла ясная, с множеством звезд и полной луной, и мне удавалось следовать за повозкой на приличном расстоянии, не теряя ее из виду. По той же самой причине, однако, приходилось быть вдвойне осторожным, чтобы меня не заметили. До большой дороги мистер Избистер добирался неспешным шагом — вероятно, не желая привлекать к себе внимание. Мне никогда не случалось выходить из дома так поздно, и, хотя я был поражен изрядным количеством повозок и пешеходов, все же меня страшила перспектива нырнуть в темные закоулки. Мистер Избистер пустил конягу рысью, но, к счастью для меня, медленной, поскольку в повозке было слишком много седоков.
Вначале мне нетрудно было бежать ровной трусцой, но через четверть часа я начал уставать. Повозка неуклонно продвигалась к западу по дороге на Бетнал-Грин-роуд, затем свернула на юг, в Шордич. По Бишопсгейт лошадь побежала быстрой рысью, я начал терять силы и постепенно отставать Сердце и легкие разрывались, ноги саднило из-за плохой обуви, я чуть не кричал от досады при мысли о том, что, несмотря на все усилия, вот-вот потеряю повозку из виду. Силы и дыхание кончились, делать было нечего — через несколько минут повозка скрылась. Я предположил, что она пересечет реку по Лондонскому мосту, но догнать ее на той стороне не было ни малейшего шанса. И все же я не переходил на шаг, потому что бежать было легче, чем признать свое поражение.
У самого моста я внезапно понял, что повозка, стоявшая на обочине в нескольких ярдах впереди меня, — та самая! Я едва на нее не наткнулся! Я забежал на Лоуэр-Теймз-стрит и укрылся, чтобы наблюдать. Благодаря этому везению я мог перевести дух. Вскоре с запада по Аппер-Теймз-стрит приблизился какой-то человек, сказал несколько слов, забрался в повозку, и она тронулась. Я предположил, что это Гарри, который упоминался в разговоре.
Через заставу повозка выехала на мост, я последовал за нею чуть позже, проскользнув через ворота для всадников и экипажей, так что сборщик пошлины, занятый своим кожаным передником и карманом для денег, меня даже не заметил. В Боро повозка прокатила каких-нибудь несколько шагов по боковым улочкам и завернула в неосвещенный проезд. Затаившись поодаль, я наблюдал, как на землю сошли пятеро мужчин и стали доставать из задней части повозки какие-то предметы — что именно, я не видел, так как они были завернуты в дерюгу. Сообщники старались не шуметь: до меня не донеслось ни звука. Четверо двинулись по отходившей от проезда дорожке; я разглядел у них в руках потайные фонари и инструменты с длинными рукоятками. Над крышами домов там виднелся шпиль церкви. Пятый человек остался у повозки, и я, когда пробирался в темноте по противоположной стороне проезда, узнал как будто Джема и разглядел на обычном месте кусок просмоленной дерюги.
Последовать за компанией по дорожке я не осмелился, опасаясь, как бы они не оглянулись, поэтому пустился по другим улочкам и наконец, после хитрых маневров, набрел на стену с идущей поверху сквозной решеткой. Меж слабо различимых камней перемещались темные фигуры, и когда я рассмотрел, что за предмет они разворачивают, наблюдать дальше стало не нужно. Усталый и напуганный, я должен был передохнуть перед долгой обратной дорогой и потому привалился к стене, стараясь не прислушиваться к слабому стуку металла о землю.
Внезапно позади раздался шум: шаги по дорожке! Едва я успел отбежать и вжаться в дверной проем напротив, как к стене приблизилась группа из шести или семи человек. В затылке у меня закололо от страха, когда я понял, что они стараются ступать как можно тише и в руках у них длинные крепкие палки.