Этти отвернулся, хрустнул костяшками пальцев.
— Шантаж… — пробормотал он с омерзением. — Снова… Вечно… Сначала я. Теперь наш отец. — Рывком развернувшись к гостю, он устремил на него в упор взгляд своих золотистых глаз, в глубине которых наперекор невозмутимому звучанию только что произнесенных слов Гиацинт прочел такую ярость, что даже его проняло. — На кого или на что вы рассчитываете, когда вздумаете шантажировать моего брата в следующий раз? — продолжал Этти все тем же ровным голосом. — Семья у нас, знаете ли, не слишком многочисленная.
— Мы ни к чему не придем, если будем так нервничать, — жалобно воспротивился наш гость, несколько выбитый из колеи.
— Кто нервничает? — выдохнул Этти, почти вплотную приблизив свое лицо к лицу опешившего собеседника. — В один и тот же день мы узнаем, что наш отец в тюрьме, а у лучшего друга моего брата рушится карьера. Папин адвокат глубокой ночью прибывает из Индии. Гелиос давит на Моргана, чтобы он сейчас бросил все и пустился на поиски Грааля. И вы боитесь, что я могу утратить присутствие духа? — (Гиацинт погладил безукоризненный узел своего галстука.) — Да будь вы Гелиосом, я бы уже вырвал у вас глаза, чтобы сделать из них себе ожерелье! Но вы не Гелиос, вы всего лишь…
— Этти…
Услышав мой голос, он обернулся ко мне.
— Довольно.
Он отстранился от Гиацинта и, обойдя письменный стол, за которым я сидел, встал у меня за спиной, опершись локтями на мои плечи.
Наш гость, проявляя самоконтроль, достойный похвалы, осторожно поставил свою чашку на край секретера и скрестил руки на груди. До него начинало доходить, как трудно будет добиться уступки, столкнувшись с двумя упрямыми головами вместо одной, да еще когда они спаяны крепче, чем топор с топорищем.
— Мы сделаем все возможное, чтобы обелить вашего отца, — заверил он. — Что до вашего друга Франсуа Ксавье, вы уже сейчас можете считать, что его неприятности улажены.
— Что вы имеете в виду? — ледяным тоном осведомился я.
— Как залог своей доброй воли Гелиос вручил мне некий предмет, который ваш друг сможет вернуть на свое место в запасники Лувра. Ошибка в инвентарных записях, неточность в классификации древностей — ведь такие вещи случаются сплошь и рядом, не правда ли?
— Меч Александра? — изумился я.
Он захохотал:
— Нет, что вы! Разумеется, нет. Не для того мы столько трудились, чтобы, заполучив его, преподнести в подарок пыльному музею, в чьих подвалах он в конце концов затерялся бы. — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный листок и с важностью протянул мне. — Там ведь все дело в разрешении на перемещение предметов древности, которое подписал вам ваш друг? Это может относиться к какому угодно мечу той эпохи.
Я пробежал глазами фотокопию и кивнул. Описание перемещаемого объекта и впрямь было в общем и целом довольно расплывчатым; Франсуа Ксавье никогда не держал этого меча в руках и, заполняя сертификат, пользовался той информацией, которую я же сам, тоже мало что о нем зная, ему сообщил. «Древнее оружие греческого происхождения. Сплав подлежит идентификации. Костяная рукоятка». Предполагаемая дата изготовления. Приблизительные длина, ширина и вес. Степень сохранности.
— Любой другой меч в одном не подходит: никогда еще оружие той эпохи не доходило до нас в состоянии такой сохранности, — заметил я.
Ухмылка Гиацинта стала шире.
— Один такой в данный момент находится в багажнике моего автомобиля.
— Подлинный?
Он кивнул, а меня передернуло.
— Где вы его взяли?
— Это вас не касается. Но будьте уверены: этот меч никогда не значился ни в какой описи, так что ваш друг может быть совершенно спокоен. Гелиос дарит вам его в залог дружбы.
— Дружбы? — повторил Этти у меня за спиной. — Морган, ты слышал?
— Так принимаете вы дар Гелиоса или нет? — наседал Гиацинт, выведенный из терпения нашей упорной, мстительной враждебностью. — Ваш отец ждет, Морган. Тик-так, тик-так…
Мы с братом переглянулись, и он, насупив брови, состроил весьма скептическую гримасу. Но Гиацинт не унимался:
— Разве мы, дав обещание, хотя бы раз не смогли его исполнить? — (Я разглядывал его с нескрываемым сомнением.) — В это самое время, пока мы разговариваем, люди Гелиоса уже на пути к тому уединенному селению на севере Пакистана. Наши информаторы доложили, что Патель скрывается именно там. Если вы согласны сотрудничать с нами в поисках маски, о которой вам говорил Гелиос, одно ваше слово, и это крысиное отродье окажется в лапах индийских властей еще прежде, чем вы успеете уложить свой багаж.
— А где гарантия, что он засвидетельствует невиновность нашего отца?
Он откликнулся с уверенностью, от которой у меня холодок пробежал по спине:
— Проведя несколько часов в обществе людей Гелиоса, он будет готов взять на себя вину за что угодно, вплоть до распятия Христа. Вы в этом сомневаетесь?
Я счел за благо воздержаться от ответа. Что Гелиос мог вынудить к уступкам лиц, наделенных даже очень высокими властными полномочиями, мне было прекрасно известно. Но чтобы одержимого фанатика-террориста…
— Такой образ действия мне не более по вкусу, чем вам, Морган, — задушевно признался этот виртуоз манипуляции. — Но жизнь вашего отца важнее, чем мои склонности или ваше самолюбие. Я буду вам помогать.
— Как трогательно! Вы, стало быть, снова предлагаете себя на роль ангела-хранителя? Этакого вооруженного фантома, готового убрать всякого, кто перебежит Гелиосу дорогу?
— Нет, Морган, — возразил он сурово. — На сей раз мы будем одной командой. Я отправляюсь вместе с вами.
Я покачал головой, не веря ни единому слову:
— Час от часу не легче… Так скажите хоть, куда мы отправимся. Конечно, если предположить, что это путешествие вообще состоится. Сдается мне, Гелиос вел речь о какой-то египетской маске.
— Да, о маске Анубиса. Это предмет, единственный в своем роде, она изготовлена более трех тысячелетий назад. Мы не знаем в точности, где она находится, но некоторые античные тексты дают ориентиры, позволяющие это определить.
— Упоительно. Только вы упускаете из виду одну деталь. Я не египтолог, а эллинист. Все, что мне известно об этих материях, сводится к воспоминаниям студенческой поры — это не более чем обрывки когда-то вызубренного.
Гиацинт поерзал в кресле, устроился повольготнее и продолжал лукаво:
— Вы обладаете другими достоинствами, куда более важными для такого рода авантюры. Какой нам прок от старого египтолога, скрюченного ревматизмом, ограниченного и пузатого, проторчавшего целый век в университетских библиотеках? Нам нужны ваше понимание менталитета древних, ваша прозорливость и ваши мускулы.
— Я совсем не знаю Египта до эпохи Птолемеев. Мне не расшифровать надписи на дощечке или писцовой скорописи.