— Подумать только! А хотите знать мой секрет, как всегда оставаться в форме?
Еще добрых полчаса потребовалось, чтобы избавиться от поучений слишком прославленного археолога и удрать в свое логово.
— Убейте его… — простонала Кассандра, устремляясь вверх по лестнице.
— И долго еще будет нам пудрить мозги этот Мохаммед Джонс, потомок Индианы? — в ужасе спросил Ганс
— Как тебе удавалось его выносить? — осведомился я у Этти.
— Так же, как всех прочих. Я освоил технику «Мухтар-Мабсут».
— Чего-чего?
— «Мухтар блаженный». Ты спокойно проводишь свои раскопки, а как нащупаешь что-нибудь, зовешь его под предлогом, что здесь, мол, не обойтись без истинного специалиста. Ну, разыгрывается торжественная церемония перед телекамерами, он самолично разгребает те несколько сантиметров вековой пыли, которые ты тщательнейшим образом пристроил для этого случая на прежнее место, и дело в шляпе. Он так доволен своим шоу, что отцепляется от тебя на неделю вперед!
— Прелестно… — вздохнул я.
— И засим доброй ночи! — буркнул Гиацинт, скрываясь в своем номере.
Ганс последовал его примеру, а Кассандра, прежде чем закрыть за собой дверь, завлекательно мне подмигнула.
— Или это приглашение, — хихикнул мой братец, — или я уж совсем ничего не смыслю. — Он открыл дверь номера на двоих, который мы попросили нам выделить, и устремил истомленный взор на кровати-близнецы. — Думаю, тебе снова придется стащить один из матрасов на пол, Морган.
Охваченный сомнениями, я присел на ту кровать, что справа.
— Так идти мне к ней или нет?
— Если я скажу «нет», ты что, послушаешься меня?
— А ты-то ревновать не будешь?
Он расхохотался:
— Мне никогда не нравились силиконовые бюсты.
— Ну а меня они ни в коей степени не смущают.
Я заскочил в душ и вскоре вышел оттуда, чтобы натянуть чистые шорты. Этти взирал на меня иронически.
— Желаю позабавиться, Дон Жуан, — обронил он, когда я направился к выходу.
На цыпочках прокравшись по коридору, я тихонько поцарапался в дверь Кассандры, и она тотчас открыла, плотоядно облизнувшись:
— Входи, прекрасный викинг. Я ждала тебя. Это нам сулит…
Я повиновался, и она заперла дверь на задвижку.
Кассандра тоже только что вышла из-под душа. На ней не было ничего, кроме большого полотенца, охватывающего пышную — и вправду чересчур пышную — грудь и едва прикрывающего ягодицы.
Она окинула меня долгим взглядом, потом ее длинные наманикюренные пальцы пробежали по моему обнаженному торсу, слегка сдавили соски — ничего больше, но в животе пробудилась дрожь.
Мои ладони легли ей на бедра, я прижал ее к себе, вдавился губами в ее рот, между тем как она теребила пальцами мои влажные волосы, постанывая так, что мое желание поднялось на ступень выше. Она жадно всосала мой язык — при ее росте ей даже не потребовалось подниматься для этого на цыпочки.
Я в свой черед пробежался руками по ее плечам, ощутив их атлетическую мускулатуру, потом ниже, коснулся груди, и в самом деле сверх меры твердой. Она с глубоким вздохом провела кончиком языка по моему горлу, по груди, потом опустилась на колени, чтобы расстегнуть мои шорты. Вырвавшись из своей тканевой тюрьмы, мой член выпрямился, коснувшись ее губ, и она взяла его в рот. Но и я тоже был нетерпелив. Я схватил ее за запястья, заставляя выпрямиться, и вновь крепко прижал к себе.
Моя рука блуждала под махровой тканью, нащупала одну грудь, легонько помяла другую и скользнула по животу вниз, туда, где пальцы искали… и нашли… В растерянности я нахмурил брови, и Кассандра, одарив меня улыбкой, полной соблазна, сбросила с себя полотенце.
Я медленно опустил глаза — и отшатнулся.
Не веря глазам я смотрел на существо, стоявшее передо мной, на эти груди — само совершенство, на волосы, достойные нереиды, на точеное лицо, на стройные ноги, на белый живот и это… это…
— Что это такое? — тупо пролепетал я.
Лицо Кассандры омрачилось, улыбка погасла.
— Загляни к себе в шорты — у тебя там то же самое! — язвительно прошипела она.
Я торопливо застегнул вышеупомянутые шорты, оттолкнув ее — или его? — рванулся к двери, отдернул задвижку.
— Извини, но мужчины — это не по моей части.
Она так и осталась стоять, будто в пол вросла, а я ворвался к себе в комнату, где меня встретил придушенный смех Этти. Включив свет, я увидел, как он корчится на своей кровати.
— Ты знал это и ничего мне не сказал!
— Дай я попробую угадать, — насилу выговорил он, хохоча. — Ты достал свою дубину, а она тебе показала свою?
Я влепил ему шлепок по заду, причем со всего размаху, но это не умерило его смешливости.
Он вздохнул поглубже, задержал в легких воздух и только теперь немного успокоился.
— Ты когда-нибудь видел у женщин кадык, дурень ты этакий? А если бы ты не отлынивал от занятий по мифологии северных народов, ты бы знал, что Хельга — мужское имя. Помнишь, как смутился тот парнишка, когда мы нанимали вездеход? Хоть это могло бы заронить тебе в мозги зерно догадки. — Он сжал мою голову ладоням и. — Как бы то ни было, я много бы дал, чтобы увидеть твое лицо в ту минуту.
— Я подбивал клин к мужику… — пробормотал я с отвращением.
— Да брось, от этого не умирают! Спи.
Он двинул плечом, гоня меня со своей кровати, с удобством разлегся и повернулся ко мне спиной.
Убедившись, что из него не выжмешь ни капли раскаяния, ни единого извиняющегося словечка, я злобно сбросил свой матрас на пол и потушил свет, собираясь лечь.
— А что, — прыснул он в темноте, — у меня в Дели есть двое или трое знакомых хижра. Могу тебя им представить…
Я запустил в него башмаком:
— Заткнись, или я вырву тебе язык!
Когда на следующее утро я спустился в гостиничный ресторан позавтракать, Этти, Ганс и Гиацинт уже сидели за столом.
— Привет, старые вояки, — сказал я. — Хорошо спалось?
Они как по команде уткнулись носами в свои чашки с кофе и все разом заржали, вогнав меня в жуткое смущение. По-видимому, Этти все им разболтал…
Я испепелил братца бешеным взором и уселся за стол.
— Давайте внесем полную ясность: ничего не произошло, — прорычал я с угрозой.
Гиацинт откусил печенье и подмигнул мне:
— Вы не знаете, что вы упустили.
— Зато ты все получишь сполна, подожди, — предупредил я братца. И закурил. Аппетита как не бывало.
— Добрый день!
Услышав голос Кассандры, я всецело сосредоточился на кофе, который наливал в свою чашку. Этти держался как ни в чем не бываю, Ганс, побагровев, словно пион, смущенно буркнул: