Доктор Локард улыбнулся:
– В день гибели своего отца Лимбрик был еще ребенком, но когда между двумя мужчинами вспыхивает вражда не на жизнь, а на смерть, я вспоминаю старинную французскую поговорку: Cherchez la femme! [9] Мне представляется, что мать Лимбрика настраивала его против Гамбрилла, снова и снова повторяя эту историю.
– Итак, все эти годы Лимбрик таил в душе зло и ждал случая убить своего покровителя, – согласился я.
– И такой случай подвернулся в ночь, когда Гамбрилл убил Бергойна.
– Ирония заключается в том, что всей этой череде событий дал толчок Бергойн, когда стал грозить Гамбриллу разоблачением.
Доктор Локард снова улыбнулся:
– Это Гамбрилл, несомненно, считал, что Бергойн ему угрожает.
Я заколебался:
– А по-вашему, он был не прав?
– Участникам событий было известно далеко не все. От них ускользнули другие трагические происшествия. Вам известно, что в ту ночь была страшная буря?
Я кивнул.
– А знаете ли вы, что от бури как будто погиб один из тех, кто спал в старой привратницкой?
– Припоминаю, об этом говорил доктор Систерсон, когда мы обсуждали сочинение доктора Шелдрика.
Доктор Локард мрачно осклабился:
– А, ну да, знаменитая история фонда. Доктор Шелдрик, верно, не упоминает этот случай?
– Как ни странно, нет.
– Рассказал ли вам доктор Систерсон, кто именно погиб?
– Нет.
– Это был один из мальчиков певчих – из колледжа регентов. На него обрушилась крыша. Удивительно было то, что в целом здание не потерпело большого ущерба. Собственно, поговаривали даже, что умерший выглядел так, словно бы не погиб под обломками, а был избит до смерти. На кровати лежали упавшие балки, но, похоже, все они были недостаточно тяжелыми, чтобы убить человека.
– Кто-нибудь видел, как обрушилась крыша?
– Нет. И никто из других мальчиков ничего не слышал. Погибший спал один в комнатушке под крышей.
– И вы усматриваете связь между этим и другими событиями той ночи?
– А вам не кажется, что иначе это было бы странным совпадением? – Несколько секунд он сверлил меня задумчивым взглядом.
– Если связь и существует, признаюсь, мне она непонятна.
– При расследовании преступлений обычно принимается не та гипотеза, которая наилучшим образом увязывает между собой обстоятельства, а та, которая наиболее удобна ведущим расследование.
Я немного поразмышлял над его словами.
– Гипотеза о том, что Гамбрилл убил Бергойна, была в то время всем удобна, но действительности она не соответствует – вы это хотите сказать?
– И хотя имелись люди, знавшие об этой истории еще кое-что, у них были веские причины помалкивать.– Он сделал паузу.– Вчерашняя трагедия – еще один пример. Полиции проще всего принять версию об ограблении и убийстве.
– Вы не верите, что старого джентльмена убил официант?
– Напротив. Я уверен, что убийца он. Но думаю, полиция не понимает его мотивов. Он не мог не знать, что нельзя будет просто ограбить мистера Стоунекса: его придется убить, дабы он не обвинил грабителя. Мыслимо ли решиться на такое тяжкое преступление без расчета на богатую поживу?
– Предположим, он верил, что в доме спрятаны деньги. И думаю, он их нашел.
– Двадцать фунтов, всего-навсего.
– Вы хорошо информированы, доктор Локард. Но для человека в его обстоятельствах это огромная сумма. Заработок за несколько месяцев.
– И все же такой риск она не оправдывает.
– Хорошо, если оставить этот вопрос в стороне, как вы объясняете происшедшее?
– Думаю, ему заплатили за убийство.
– Заплатили? Кто?
– Те, кто рассчитывал получить выгоду от смерти старого джентльмена.
– И кто это?
– Если он не оставил завещание – ближайшие родственники.
– А разве он умер без завещания? Я слышал...– Я прикусил язык. Мне пришло в голову, что не стоит упоминать слова Куитрегарда о завещании в пользу фонда.
– Едва ли он не составил завещание. Тем не менее оно не найдено.
– Не понимаю.
– Мне думается, что Перкинс получил плату не только за то, чтобы убить мистера Стоунекса, но и за то, чтобы найти завещание.
– Тогда оно, вероятно, уже уничтожено.
– Скорее всего. Однако доказать это будет трудно. – Пока я думал над его словами, он добавил: – Надеюсь только на то, что он во всем сознается, когда после дознания его дело передадут в суд.
– Вы уверены, что так оно и будет?
– Если жюри не запутается.
– Запутаться ничего не стоит.
– Но нужно непременно довести до сознания присяжных, что Перкинс, совершив убийство, обыскал дом.
Я взглянул на него удивленно.
– Мне сказали, что в разговоре с полицейскими вы упомянули, будто при вашем с Фиклингом появлении беспорядок в доме уже был.
– Верно.
– Именно такие вещи путают присяжных и сбивают их с правильного пути.
– Все очень просто. Мистер Стоунекс до нашего прихода просматривал свои бумаги, потому что искал документ, который хотел мне показать.
– Документ? – проворно переспросил доктор Локард.
– Он вас заинтересует: рассказ очевидца о смерти Фрита...
– Это не был какой-нибудь юридический документ?
– Нет-нет. Это было свидетельство того, что убийство Фрита произошло в результате заговора, организованного офицером, который командовал парламентским гарнизоном.
– В самом деле? Звучит в высшей степени неправдоподобно.
Я вкратце пересказал историю, услышанную нами от старого джентльмена.
– Полнейшая чушь, – живо заметил доктор Локард.– Эта версия решительно противоречит той, весьма убедительной, которая известна капитулу и передается из поколения в поколение. Посторонних в нее никогда не посвящали, так как она представляет каноников в неблагоприятном свете. – Он улыбнулся.– От вас тем не менее я ее не скрою. Ее источник – один из каноников, Синнамон. Он видел, как солдаты начали грабить казначейство и как Фрит примчался туда из нового дома настоятеля. Синнамон и сам поспешил в казначейство, где обнаружил настоятеля, который дрался с одним из каноников.
– Благие небеса! Кто это был?
– Холлингрейк, библиотекарь.