Присяжные вкратце посовещались, и старшина, грузный мужчина с красным лицом, похожий на процветающего бакалейщика, произнес:
– Мы не станем удаляться, ваша честь. Мы уже все решили.
– Отлично. И каково ваше решение?
– Мы пришли к выводу, что покойный был противозаконно лишен жизни и его убийцей является арестованный, Эдуард Перкинс.
Послышался крик боли, словно кого-то ударили. Все мы оглянулись на арестованного: его лицо перекосило от ужаса. Распорядившись, чтобы его до суда содержали под стражей, коронер встал, и мы молча наблюдали, как он удалялся и как выводили из зала арестованного.
Я двинулся вдоль ряда стульев, но обнаружил, что выход загораживает широкая фигура майора; тогда я пошел в другой конец, однако и там наткнулся на препятствие: доктора Локарда, беседовавшего с адвокатом. За ними я заметил сержанта Адамса, который как будто хотел что-то мне сказать, но тоже застрял на месте. Пока я стоял так, всеми забытый и растерявшийся, сзади загудел голос майора (он отвечал на вопрос, которого я не слышал):
– Заверяю вас, это всего лишь формальность. При таких уликах его не оправдает ни одно жюри. Он будет повешен еще до Пасхи.
Я приблизился к доктору Локарду и услышал, как он договаривался с мистером Торрольдом о том, что придет сегодня днем к нему в контору; затем адвокат поспешно удалился. Я с облегчением заметил краешком глаза, что Фиклинг тоже уходит – в компании Слэттери.
К моему удивлению, доктор Локард повернулся ко мне и с широкой улыбкой произнес:
– Доктор Куртин, сегодняшний вечер у нас с женой неожиданно оказался свободен. Вы окажете нам высочайшую честь, если согласитесь у нас пообедать. Мне необходимо обсудить с вами некоторые вопросы.
Не успев за краткий миг найти причины для отказа, я принял приглашение, и мы условились относительно времени.
Обменявшись со мной рукопожатием, доктор Локард устремился к мистеру Уоттаму и майору. Но уйти мне не удалось, потому что путь к отступлению преградил сержант Адамс:
– Меня очень заинтересовало то, что вы сказали, доктор Куртин. Чрезвычайно заинтересовало. Хотя, признаюсь, ваша идея, что мистер Стоунекс убил своего брата, не кажется мне правильной, но в чем-то вы, вероятно, не так уж далеки от истины.
– Не знаю, сержант Адамс. Честное слово, не знаю. Понизив голос и озираясь, он спросил:
– Вы расслышали, что мистер Фиклинг произнес в самом конце?
– Простите. У меня сейчас нет времени это обсуждать.
– Вы могли бы найти этот дом на Орчард-стрит, сэр?
– Я вынужден просить вас, сержант, освободить мне проход.
– Не заглянете ли вы завтра в полицейский участок? В любое время. Я буду там весь день.
– Едва ли у меня до отъезда найдется свободный час.
– У меня есть ваш адрес в Кембридже, доктор Куртин. Я мог бы приехать, когда вам будет удобно.
– Простите.– Я протиснулся мимо него. Выбравшись на улицу, я поспешил к Соборной площади.
Нельзя было терять ни минуты. Сержант был прав: я вплотную подобрался к истине. И все же пока она от меня ускользала. Почему Фиклинг так горячо стал доказывать свое алиби, хотя я ни в чем его не обвинял? Он опасался каких-то моих слов – каких? Сверх того, у меня в голове вертелась необычная фраза, которая заинтриговала и сержанта: Кто же тогда угощал нас чаем?
Мне непременно хотелось до прихода Фиклинга упаковать свои вещи и покинуть его дом. Быстро шагая по тихим улицам, я надеялся, что он со Слэттери еще не успел вернуться к себе. Уже смеркалось, и один за другим зажигались газовые фонари, хотя на площади, когда я вывернул туда из северных ворот, освещения пока не было. Чем объяснялось столь внезапное дружелюбие доктора Локарда? Почему его не отвратило мое публичное столкновение с Фиклингом? Без сомнения, более всего другого он боялся скандала.
Когда я вошел в дом, там, казалось, было пусто. Я не хотел привлекать к себе внимание, поэтому не стал зажигать газ в холле, а ограничился свечой, поднеся ее к запальнику. Я прямиком направился в свою комнату и проворно упаковал саквояж.
Фиклинг был замешан в убийстве. Я в этом не сомневался. В моем мозгу начала формироваться гипотеза. Теория с братом была ошибочной, хотя я достаточно приблизился к разгадке, чтобы напугать Фиклинга. Мне было ясно, что Перкинс невиновен, а раз так, приходилось усердно искать свидетельства в пользу новой гипотезы. Наилучшим доказательством послужили бы ключи от дома жертвы – уничтожить их не могли, только выбросить или где-нибудь спрятать.
Спускаясь, я случайно обратил внимание на старинные часы, показания которых не имели ничего общего с действительностью. Я вспомнил, что они постоянно врали. В точности как часы старого мистера Стоунекса! Я опустил на пол саквояж и канделябр, открыл футляр часов и нащупал гири. К одной из них что-то было привязано. Я приподнял этот предмет, и оказалось, что это комплект ключей. В тот момент я был убежден, что раскрыл преступление. Передо мной были ключи, с помощью которых убийца вчера днем проник в дом жертвы, а затем запер за собой дверь. Мне стало страшно при мысли о том, что я затеваю. Это погубит Фиклинга и еще несколько человек, но спасет от виселицы ни в чем не повинного Пер-кинса. Я обнаружил, что перспектива увидеть Фиклинга опозоренным и наказанным ничуть меня не тревожит. Он предал меня, бесстыдно использовав нашу прежнюю дружбу – нашу юношескую привязанность. Он обошелся со мной как с идиотом. Я не знал, повесят ли его, и не дошел до того, чтобы надеяться на это. Но он совершил – или по меньшей мере помог совершить – страшное деяние и не должен был уйти от правосудия. Я вынул ключи и стал их рассматривать в тусклом свете свечи. Их было два на одном кольце; большой, очевидно, был ключом от входной двери. Схватив подсвечник, я скатился по лестнице и попробовал сунуть ключ в отверстие замка. Он повернулся. Это не был ключ от нового дома настоятеля. Меня охватило разочарование. Конечно, какой смысл убийце оставлять у себя ключи? Покинув новый дом настоятеля, он, несомненно, при первом удобном случав от них избавился.
Другой ключ был слишком мал для двери – вероятно, это был ключ от буфета. Буфет! Перед моим мысленным взором возник Фиклинг, во вторник ночью поднимавшийся по лестнице, когда я собирался спуститься. Он относил ключ обратно в тайник, после того как спрятал загадочный пакет? Освещая себе путь свечой, я поспешил наверх, в гостиную. Ключ подошел к шкафчику, дверца тут же распахнулась. Там я увидел несколько предметов, один из которых походил на тот самый пакет. Я вскрыл его и, удалив несколько слоев обертки, при свече стал изучать содержимое. Сперва я удивился, затем пришел в смятение. В определенном смысле эти картинки были прелестны и могли оказаться совершенно невинными, но после услышанных мною намеков и обрывков фраз я понимал, что это не так. О том, что они собой представляли, я промолчу; скажу одно: это были фотографические пластинки. Многое из того, что я слышал, подслушал, видел и даже о чем догадывался, теперь получило подтверждение. Времени на раздумье у меня оставалось мало. С одной стороны, я не имел права их брать, с другой – Фиклинг тоже владел ими незаконно. Их прежний владелец также не мог претендовать на то, чтобы их вернули: такие фотографии вообще не следовало делать. Если Фиклинг обнаружит, что они пропали, он все поймет, но это соображение меня не останавливало. Однако, бога ради, как я должен был ими распорядиться?