В поисках своего отца юноша отправился в Ирландию, где попытался установить родственные отношения с большими семействами Ормонд и де Бург (отец всегда утверждал, будто связан с ними кровными узами). Однако его без церемоний отвергли, указав, что ни он, ни его отец не имеют никаких законных оснований претендовать на это родство. Затем он отыскал отца – как выяснилось, безнадежного пьяницу, обремененного долгами и многочисленными незаконными отпрысками мал мала меньше. Взъярившись на сей раз против отца, юноша обвинил его во всех своих несчастьях, не исключая и хромоту, хотя, по правде, она была врожденной, а отнюдь не приобретенной. Обманувшись в надеждах на отцовских родственников, он с новым пылом взялся за семейство матери и украденное наследство. Но если в первом случае он обольщался претензиями отца на аристократическое происхождение и, открыв истину, был страшно разочарован, то к дяде он с самого начала не питал иных чувств, кроме обиды и желания отомстить.
Меня особенно заинтересовали изыскания мисс Нейпир, касающиеся дальнейшей судьбы сестры мистера Стоунекса, после того как последняя получила наследство брата. О том же предмете упоминал и библиотекарь, когда прислал мне письмо с извещением, что профессор Куртин (выйдя в отставку, он возвратился в Кембридж в качестве почетного члена совета колледжа) доверил правлению колледжа запечатанный конверт с рассказом о событиях, свидетелем которых он явился. Там, как все решили, содержались сведения, способные пролить новый свет на дело Стоунекса. За несколько лет до своей кончины он оставил сопроводительное письмо с указанием вскрыть конверт не ранее того, как со дня смерти автора минет пятнадцать лет (они только что истекли, сообщал библиотекарь), и соблюсти при этом ряд условий. Как раз для выполнения этих условий библиотекарю и понадобилась моя помощь.
В ответном письме я пообещал содействовать, чем только смогу. В следующее послание библиотекарь вложил копию сопроводительного письма доктора Куртина. Едва ли нужно говорить, как меня удивило, что рассказ непосредственного участника событий должен был увидеть свет так много лет спустя, и как мне хотелось, чтобы поставленные условия были выполнены. Я никогда не надеялся, что кто-либо поверит моей версии событий, поскольку принадлежала она всего лишь двенадцатилетнему мальчишке. Но вот мне стало известно свидетельство, которое ее подтверждало. Исходило оно от человека, который в тот роковой день тоже побывал в новом доме настоятеля и имел причины скрыть часть того, что знал.
Хотя в то время я не подозревал о существовании доктора Куртина, он – как я убедился, читая отчет, – заметил эпизод с моим участием, произошедший утром вслед за тем, как мистер Стоунекс пригласил меня к себе на Рождество. (Которое оказалось на самом деле несчастливейшим Рождеством в моей жизни.) Внезапно открывшаяся приятная перспектива так меня вдохновила, что я расслабился и, пересекая Верхнюю Соборную площадь, не успел убраться с пути большого мальчика из Куртенэ. Он стал дразнить меня упоминанием старой привратницкой, я попытался ответить, но начал отчаянно заикаться, он состроил рожу, выхватил у меня листок с нотами и бросил в грязный снег. Потом он меня ударил, наступил на ноты и втоптал их в грязь, еще и порвав при этом.
Весь тот день я трясся от ужаса, ожидая второй репетиции.
Мисс Нейпир ухитрилась разыскать сестру мистера Стоунекса; оказалась, что она обитает в огромной вилле в окрестностях Женевы. На просьбу мисс Нейпир о встрече она не откликнулась, но неутомимая писательница сумела вступить в контакт со слугами, которые у нее работали. Она узнала, что хозяйка виллы не имеет друзей и принимает только своих финансовых советников. Насколько было известно слугам, родственников у хозяйки тоже не осталось. Мисс Нейпир длительное время искала ее сына (на позднем этапе ее задачу осложнила начавшаяся война), который, вероятно, являлся единственным наследником ее внушительного состояния, однако ничего не смогла о нем узнать.
Чуть менее года назад я получил от библиотекаря Колчестерского колледжа сопроводительное письмо, составленное доктором Куртином. Там было сказано: «По прошествии пятнадцати лет со дня моей смерти конверт разрешается вскрыть, если будут выполнены перечисленные ниже условия. Когда мой рассказ будет прочитан библиотекарем, ректором и членами совета колледжа, его можно использовать так, как они сочтут нужным. Условие заключается в том, чтобы оба нижепоименованных лица были к тому времени официально признаны умершими, в противном же случае конверт должен оставаться запечатанным до смерти последнего из них».
Библиотекарь утверждал, что один из этих людей еще жив, и просил сведений о другом. Собственно, по этому вопросу я сообщался письменно с мисс Нейпир, но ни к какому заключению мы не пришли. Беседа в Женеве тоже не помогла, но на обратном пути мне пришла в голову идея, которая затем принесла плоды. Поэтому через несколько месяцев я смог предоставить доказательства, удовлетворившие библиотекаря и ректора колледжа, что названного в письме лица нет в живых.
Библиотекарь послал мне к тому же заметку, сделанную доктором Куртином на конверте, в котором хранился его рассказ. Я был заинтригован, поскольку точно знал, когда и почему это добавление было внесено. Я сам и дал к этому толчок.
Став взрослым, я постарался как можно больше узнать о людях, замешанных в этом деле. Однажды, когда я был студентом-старшекурсником в Кембридже, до меня дошли новости об одном из них, и через несколько дней я отправился поездом в Оксфорд, где доктор Куртин – то есть профессор Куртин – уже три года заведовал кафедрой средневековой истории, после того как Скаттард, занимавший этот пост с 1882 года, внезапно умер в сорокачетырехлетнем возрасте. Заведовать публикацией Турчестерского манускрипта фонд поручил Скаттарду, однако профессор Куртин выпустил тем временем в свет авторитетную и увлекательную «Историю Альфреда Великого». Именно благодаря этой биографии он получил в конце концов кафедру, несмотря на то что, по мнению некоторых его коллег, отошел в своем труде от строгой научности, отдав дань воображению. Я посетил лекцию, которую он читал в тот день. Говоря о правлении Этельреда Неразумного, он необычайно живо представил слушателям основных действующих лиц этого загадочного периода – хотя, возможно, дал излишнюю волю своей фантазии, в ущерб строгим фактам. После лекции я подошел к нему и поблагодарил за полученное удовольствие. Когда я упомянул, что учился в Турчестере, профессор Куртин тут же пригласил меня на чаепитие в свой кабинет.
Я завел было разговор о деле Стоунекса, но профессор Куртин дал понять, что не хочет об этом распространяться. Потом я упомянул, в прошедшем времени, Остина Фиклинга. Он начал меня расспрашивать, я ответил, что недавно узнал о Фиклинге плохие новости, и показал вырезку из газеты «Турчестер Кларион». Это было сообщение о смерти Фиклинга в Риме после долгой и мучительной болезни. Журналист пространно вспоминал дело Стоунекса и случайно заметил, что ирландский актер Валентайн Батлер (он носил и другое имя – Валентайн Ормонд), который бежал с младшей сестрой мистера Стоунекса, умер за много лет до убийства.
Прочитанное явно взволновало профессора Куртина. Я сделал вид, будто думаю, что он удручен смертью своего старого друга, но в глубине души предполагал иное. Должно быть, именно после этого случая он написал на конверте, что был не прав относительно исполнителя роли. Увидев в заметке дату смерти Ормонда, профессор Куртин понял ошибочность своей гипотезы, что мистера Стоунекса изображал во время чаепития муж его сестры. Эта родственная связь, как он думал, породила оговорку, единственную за все время представления, в остальном безупречного. Когда Ормонд отпал, профессор Куртин задумался, конечно, кто же на самом деле сыграл роль мистера Стоунекса. Его изначальное предположение, что обманщик допустил весьма значимую оговорку, было правильным, но в чем она заключалась, он так и не понял.