— Но настоящее разложение еще не произошло.
Лейни удивленно взглянула на Джейни и сама оттянула концом палки воротник.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду, что шея темнее и более раздутая, чем другие части тела.
— Но ведь пока не видно практически ничего, кроме рук.
— Значит, нужно его раздеть.
— Шутишь? Мы и так слишком близко.
— Пожалуйста, — просительно сказала Джейни. — Это важно.
Пригодных для такого дела перчаток у них не было. Лейни встала, оглянулась по сторонам и нашла большой потемневший лист, все еще практически целый. Пользуясь им как прихваткой, она расстегнула пуговицы на рубашке покойника и молнию на его штанах. Откинула в стороны полы рубашки и потом, с помощью Джейни, стянула штаны и нижнее белье.
Перед ними лежал обнаженный труп, во всем своем ужасающем великолепии.
— Господи… — пробормотала Джейни. — Глазам своим не верю.
— Не веришь во что? Что тут такого особенного, кроме кучи праха, ставшего жертвой Доктора Сэма?
— Это не Доктор Сэм. Пятна на шее и в паху не являются результатом разложения, а иначе они проявились бы и на других участках тела. — Джейни с трудом сглотнула. — Это очень похоже на чуму или что-то вроде нее.
Чем дальше на север, тем лучше становилась дорога. В конце концов она расширилась настолько, что по ней беспрепятственно могла проехать карета. Очевидно, Алехандро и Кэт приближались к какому-то поселению. Деревья стали реже, а потом сменились насыпью по обеим сторонам дороги. Солнце уже висело низко, отбрасывая на землю длинные косые лучи.
— В Испании тени казались короче, — заметил Алехандро.
— Хотелось бы и мне когда-нибудь побывать в Испании, père, — откликнулась Кэт.
Он не сразу нашелся что ответить; прошло столько лет с тех пор, как он покинул страну, где родился, и воспоминания о ней отчасти стали расплывчатыми. К тому же они не всегда были радостными. И все же родина есть родина.
— Там всегда тепло, — задумчиво заговорил он. — Не то что в Англии, где треть года приходится дрожать от холода. Временами в течение той зимы, которую я провел здесь, мне казалось, что я никогда больше не согреюсь, так глубоко холод проникал в кости.
— Если бы ты пожил здесь подольше, то, наверно, привык бы.
— Вряд ли.
Однако будь Адель жива, он, возможно, действительно все еще жил бы в Англии. Стал бы ее мужем и гордым владельцем собственного поместья. И жили бы они безбедно, учитывая, что она тоже унаследовала немалое имение.
Дорога продолжала расширяться; они увидели свежие колеи там, где недавно проехала телега.
— Всякий раз при виде таких следов на дороге я вспоминаю о смертных повозках, на которых вывозили тела умерших от чумы, — сказал Алехандро.
Кэт перекрестилась.
— Да упокоит Господь их души.
— Аминь.
Они продолжили путь. Впереди к стволу дерева было привязано что-то, показавшееся Алехандро похожим на флаг.
— Посмотри-ка, — сказал он. Кэт выглянула из-за его плеча.
— Опять черный…
Вскоре они поравнялись с потрепанным непогодой флагом, свисающим с умирающего дерева. Вся его кора была ободрана, наверно, какими-нибудь грызунами. На бедном дереве уцелело всего несколько листьев; подходящая опора для символа чумы.
Кэт сильнее вцепилась в спину Алехандро.
— Что будем делать?
Алехандро задумался, замерев рядом с покачивающимся на ветру флагом.
— Думаю, нужно ехать дальше.
— Но…
— Где можно спрятаться лучше, чем там, куда не сунется даже самый отважный воин?
Они поскакали вперед, миновали несколько небольших домов и оказались на площади в центре деревни. Держась на ее краю, в тени деревьев, они некоторое время наблюдали за обычной дневной суетой.
— Не вижу ни плакальщиков, ни смертных повозок, ни черных драпировок на окнах.
— Ага, — согласилась Кэт. — И для места, где царит чума, тут слишком оживленно.
Вскоре люди начали поглядывать в их направлении, но никто не приближался, хотя все провожали их взглядами, когда они проезжали мимо.
— Женщины всегда собираются около колодца, — негромко заметил Алехандро.
— Где еще они должны собираться? Им нужна вода — чтобы готовить еду, красить ткани, стирать, мыть полы. Без этого не обойтись.
— Да уж.
Алехандро спешился и предложил руку Кэт.
— Нужно остановиться здесь и хорошенько перекусить. — Он кивнул в сторону таверны на краю площади. — Может, стоит даже задержаться на день-другой, чтобы восстановить силы.
Кэт спустилась на землю. Алехандро привязал коня к столбу. Они стояли и смотрели на людей, занимающихся повседневными делами.
— Давно я не видел такой оживленной деревни.
— И я тоже, — сказала Кэт. — Она напоминает преуспевающий островок в океане горестей и печалей.
Вскоре к ним подошел совсем юный паренек и неуклюже поклонился, с характерной для мальчиков смущенной улыбкой.
— Добро пожаловать, путешественники. Вижу, вас не остановил наш флаг.
«Двенадцать», — решил Алехандро по виду и писклявому голосу мальчика. В этом возрасте Кэт была просто чудо — исполненная жизни и любопытства, несмотря на все невзгоды.
— Да, юноша, это так. И спасибо за добрые слова, — сказал Алехандро. — Как называется ваша деревня?
— Эйам.
— Эйам, — повторил Алехандро, оглядываясь. — Прекрасное местечко, по-моему. А тебя как зовут?
— Томас Блэкуэлл. — Он поклонился с удивительной для его возраста грацией. — Младший.
Какое-то время Алехандро не говорил ни слова. Имя Томас Блэкуэлл плясало в его сознании, и в конце концов далекое воспоминание ожило.
ЗДЕСЬ ЛЕЖАТ ДВЕНАДЦАТЬ МОИХ ДЕТЕЙ И МОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ЖЕНА
Он видел это имя на могильной плите, когда вместе с Кэт бежал из Кентербери. Нет, немыслимо, чтобы это был тот же самый человек. Алехандро отогнал мрачный образ и улыбнулся мальчику.
— И сколько же тебе лет, господин Блэкуэлл?
— Двенадцать. — Мальчик горделиво выпятил грудь. — И моего отца тоже зовут Томас, только добавляют «старший».
— Ничего удивительного. Предполагается, что отец всегда старше сына.
Мальчик захихикал.
— Ах, добрый сэр, вы правы. Отец гораздо старше меня.
— А мать?
Мальчик рассмеялся.
— Тоже старше меня, хотя намного моложе отца.