Я попытался уложить дубовую паркетину на место и заметил, что она не сломана. Только приподнята. Или скорее… приоткрыта, пришел я к выводу, заметив два стальных штырька, которые крепили ее к соседней планке. Что бы это значило? Похоже на лаз в тайник, устроенный под полом.
Я хотел было просунуть туда руку, но передумал и, порывшись в рюкзаке, достал карманный фонарик, чтобы осмотреть тайник. Система запоров оказалась несложной. Сильное нажатие на определенное место открывало маленький люк. Чертов профессор…
Ячейка была не очень большой — глубиной двадцать, шириной десять и длиной шестьдесят сантиметров. Идеальное место для того, чтобы спрятать там продолговатый предмет, завернутый в папиросную бумагу, и потрепанную записную книжку в коже, затянутую потрескавшейся резинкой. Я осторожно развернул бумагу. На подложке из засохших листьев оказались два рулона твердого картона.
Меня охватило необъяснимое чувство, испытанное мною не один раз за многие годы, но которое я так и не смог определить. Инстинктивная тревога. Знак, что я коснулся чего-то того, что все перевернет. Карта в бутылке, с указанием места, где спрятаны сокровища. Тайный рычаг управления в храме инков. Чудо, которое бывает только в фильмах.
Я приподнял первый рулон, особенно тяжелый, вытащил закрывавший его пластмассовый кружок. Что-то холодное скользнуло мне в руку. Это был меч, от кончика лезвия и до гарды [19] выкованный из серого матового металла и увенчанный рукояткой из кости. На нем не было никаких украшений, кроме выгравированной на лезвии печати, и его простота завораживала, казалась слишком совершенной.
Я сковырнул пластиковый кружок со второго рулона, наклонил его, но из него ничего не выпало. Заинтригованный, я заглянул внутрь. Какой-то документ. Двумя пальцами я осторожно извлек из тубы то, что казалось письмом, пожелтевшим от времени. Оно шуршало, как старинный пергамент, но не казалось хрупким. Две ленты, тяжелые от скреплявшей их печати, соскользнули с документа. С тысячью предосторожностей я бережно разглаживал грубую бумагу, которую видел лишь однажды — когда помогал профессору Вербеку разбирать древние книги в Лувре.
Текст был написан на латыни. Я сел, поджав ноги, и прочел написанное готическим шрифтом письмо. Это был документ Ватикана, датированный XVIII веком. Отчет о раскопках, которые велись в 1709 году в Италии, около Неаполя, в одном римском городке, название которого не называлось — возможно, в Геркулануме, потому что это совпадало по дате. В отчете упоминался меч, обнаруженный на частной вилле одного патриция-коллекционера, похожий на древние произведения искусства, найденные на том же городище. С бешено бьющимся сердцем я поднял меч, который лежал рядом со мной, и внимательно осмотрел его. Не могло быть и речи, что это тот же самый меч, потому что то, что я держал в руках, было современной копией. На лезвии его не было никаких дефектов, царапин или вмятин. Ничего. Кость же рукоятки, наоборот, выглядела очень старой. Я осторожно провел рукой по печати, выгравированной на лезвии: рука, держащая молот. А ведь я совсем недавно где-то видел эту печать, я мог бы поклясться в этом.
Я положил оружие на колени и продолжил чтение, но не нашел больше ничего важного, кроме самого факта, что меч был обнаружен в частном доме, принадлежащем…
— Черт побери!
Мой взгляд скользнул по мозаике, и я ахнул. Поножи, [20] прикрывающие правую ногу Александра Великого, были украшены изображением руки с молотом — той же печатью, что и лезвие меча.
Я схватил кожаную записную книжку, перелистал ее и выругался. Она вся была испещрена схемами, рисунками, планами и записями, на первый взгляд, полной галиматьей, но похожей на какой-то код. Эта тарабарщина, по всей видимости, являлась плодом многолетнего труда.
Не раздумывая больше, я снова вложил документы и меч в картонные рулоны, захлопнул записную книжку и сунул все в свой рюкзак, твердо решив спокойно изучить это дома. В конце концов, моя находка наверняка являла собой нечто достаточно важное, если уж Бертран так тщательно все это упрятал.
Мой взгляд упал на балкон и сломанное ограждение. В конце концов, кто-то мог знать о существовании этих предметов. А если они стали Немезидой [21] для профессора Лешоссера? Если именно их искали тот или те, кто его убил? Холодный пот выступил у меня на спине. Неужели копия античного меча и старый отчет Ватикану о раскопках, один из сотен в его архиве, настолько понадобились убийцам, что они напали на профессора в его собственном доме, рискуя привлечь внимание половины соседей? Это не имело смысла. Тем более что, как я подозревал, костяная рукоятка, возможно, не подлинная…
Я быстро спустился по лестнице и решительным шагом направился к кухне. Оттуда доносились приятный запах корицы и оживленный разговор, а из гостиной — бьющие по мозгам громкие звуки телевизора. Ничего удивительного, что полицейские не услышали нашего спора.
— На сегодня я закончил, — объявил я.
— Уже? — удивленно спросила Мадлен.
— Я должен вернуться в музей.
— О?! — воскликнул Рухелио. — Какие-то проблемы?
— Вовсе нет. Просто ежедневный ритуал.
Полицейский взмахнул рукой:
— А-а! Бумажная рутина? Дело известное.
— В котором часу я могу завтра приехать?
— Что, если часов в девять?
— Меня вполне устраивает.
— Я приготовлю для вас хороший завтрак, — вмешалась Мадлен. — Не хотите ли взять на вечер немного печенья, я сейчас…
Я помотал головой.
— Это очень мило с вашей стороны, Мадлен, но у меня встреча, — солгал я и добавил, увидев, как заблестели ее глаза. — Деловая. До завтра, желаю вам хорошо провести вечер.
Они дружелюбно попрощались со мной, и я быстро вышел из дома и сел в машину.
Ганс, сгорбившийся на пассажирском сиденье, открыл было рот, но я метнул на него холодный взгляд, и он промолчал. Мы не обменялись ни единым словом до Орлеанских ворот, там я остановился перед первым же входом в метро, который увидел, и скрестил руки на руле в ожидании, когда он выйдет.
— Мор, — пробормотал он, — я… я наговорил тебе глупостей, первое, что пришло мне в голову…
Я молчал.
— Это правда, Мор, ведь я даже не знаю, кто он, этот парень…
— Этот парень был моим братом.
Он поперхнулся. Сзади просигналила машина.