Похоже, его раскаяние не зашло настолько далеко, чтобы он дал согласие на столь смелую просьбу.
– Следует ли мне напомнить вам, что здесь у вас имеются определенные обязанности?
– Не следует.
– Вам придется побывать в разных местах, а это опасно.
– Я аббатиса. Никто не причинит мне вреда.
– Аббатиса тоже женщина. А некоторые мужчины с удовольствием надругаются над святой матерью, если у них появится такая возможность.
Я с трудом сглотнула и упрямо заявила:
– Я все равно этим займусь. Если вы мне не позволите, я сниму покров, и вы не сможете мне ничего запретить, ничего, кроме таинств.
– Да проклянет вас Господь за ваше упрямство.
– Au contraire [11] , брат, Бог наградит меня за храбрость. Вот увидите.
– Только Он знает, какое из этих двух качеств ему нравится. Делайте, как хотите, Жильметта, впрочем, вы все равно так и поступаете. – Затем он неохотно добавил: – Если выяснится, что это дело достойно вашего времени, тогда, думаю, мне придется положиться на ваше мнение. Но, прошу вас, постарайтесь действовать осторожно. Нам не нужны волнения среди простых людей.
Он преподнес мне дар, но не бесплатно, потому что, благословив своим разрешением, произнес суровый приказ.
– И не позвольте этому делу полностью вас захватить, – посоветовал он мне.
– Постараюсь.
Я едва заметно поклонилась и собралась уже уйти, но Жан де Малеструа мягко взял меня за руку и остановил.
– Бог был бы доволен, если бы вы помолились ему здесь, а не в своей комнате.
Да уж, Бог. Это его епископ хотел, чтобы я осталась. Я призвала на помощь все свое самообладание и кивнула.
– Хорошо. – Жан де Малеструа взял поднос и направился к двери, но снова его поставил и со вздохом проговорил: – Когда-нибудь Бог призовет меня к ответу за плохую память. Вам пришло письмо. Из Авиньона. – Он протянул мне сложенный листок.
Жан. Сердце замерло у меня в груди, когда я поспешно протянула руку к письму. Его преосвященство прав, ему не дано понять моих чувств.
Эллен Лидс сказала, что Натан был одет в красную куртку, но эта в тусклом свете казалась темно-бордовой, так что я постаралась сохранять спокойствие. Оставалось радоваться, что патрульные полицейские прошли базовую подготовку и знали, что улики нельзя трогать. В данном случае это оказалось особенно важно; когда я опустилась на колени и стала при помощи фонарика внимательно разглядывать все вокруг, мне удалось заметить маленький клочок бумаги, лежащий на куртке.
Узкая полоска – возможно, старый чек. Не исключено, что его принесло ветром, впрочем, день был тихим. Я огляделась по сторонам, но листок не шевелился. Маленький белый клочок бумаги лежал на рукаве, рядом с локтем. Если бы его сюда принес ветер, он бы застрял в складках где-нибудь в нижней части куртки. Но сейчас он покоился на гладкой ткани рукава. Скорее всего, он упал, когда куртка уже лежала на земле, и если это чек, как я подозревала, то на нем указано время покупки.
Мы не стали трогать куртку и листок. Один из полицейских тут же обозначил место находки желтой лентой. Я быстро сделала несколько фотографий, надеясь на лучшее. Какое-то существо умчалось прочь, когда сверкнула вспышка. Я достала блокнот и нарисовала карту, на которую нанесла расстояние до двух главных ориентиров – пожарного гидранта и уличного фонаря – едва ли в ближайшие два дня их куда-нибудь перенесут. Когда все было надлежащим образом зафиксировано, я убрала наши находки в пластиковые пакеты. Если не считать нескольких сучков и листьев, куртка выглядела новой и чистой.
Клочок бумаги, как я и рассчитывала, оказался чеком. В кассе неплохо было бы сменить ленту, поскольку печать получилась совсем бледной. «Быть может, – подумала я, – чек уже давно находился под открытым небом, а сюда его принес ветер». Однако мне удалось разобрать надпись – кто-то купил сегодня утром, в две минуты девятого, пакет молока и пачку сигарет в магазине, который находился всего в одном квартале от места находки. Вполне возможно, что куртка в это время уже здесь лежала.
В карманах я не нашла ничего интересного, во всяком случае обладателя куртки идентифицировать не удалось. На этикетке не значилось имя – мальчику было двенадцать лет, и он наверняка запретил матери это делать, как мой собственный сын Эван, который устроил скандал, заметив, что я собираюсь пометить его новую куртку.
– Мама, какого черта, я уже не ребенок…
Мать Джеффа перестала это делать два года назад…
Я выудила из карманов обертку от жвачки и три цента. Бумажника не было; наверное, он лежал в школьном ранце. Пока полицейские продолжали осматривать все вокруг, я вернулась к машине, чтобы положить улики и еще раз взглянуть на фотографию, которую мне вручила мать Натана. Снимок сделали на улице, но я не могла вспомнить, какая одежда была на мальчике. Оказалось, что футболка с профилем какого-то жуткого зверя и надписью «Ла Бреа Тар-Питс» [12] . Зверь производил жуткое впечатление.
Сейчас мальчик, наверное, очень сильно напуган. Если он жив.
Появилось еще несколько патрульных машин, и нам удалось блокировать весь участок. Кому-то из несчастных новичков придется провести всю ночь возле огороженного участка, чтобы никто из случайных прохожих не затоптал следы. Я вернусь сюда завтра вместе с бригадой экспертов, чтобы еще раз осмотреть место при дневном свете. Конечно, можно было осветить все вокруг мощными прожекторами, но для тщательных поисков лучше подходит дневной свет, поскольку искусственное освещение искажает картину. Судя по всему, похищение произошло днем. Нам еще многое предстояло узнать – точнее, прочувствовать, – чтобы восстановить картину преступления.
Был уже час ночи, но я не сомневалась, что мать Натана не спит – скорее всего, сидит возле телефона. Так бы я себя вела на ее месте. Когда Эллен Лидс открыла дверь, я уловила запах сигаретного дыма. В левой руке она держала зажженную сигарету, но тут же спрятала руку за спину. Наверное, я наморщила нос, сама того не заметив.
– Обычно я не курю в квартире.
– На вашем месте я бы курила не переставая, – откликнулась я.
Она жестом пригласила меня войти и закрыла дверь, послышался знакомый щелчок замка.
– Понимаю, что уже очень поздно, – сказала я извиняющимся тоном, – но я подумала, вы захотите узнать, что нам удалось выяснить.
Она не могла видеть пластиковые пакеты и их содержимое. Они лежали в большой брезентовой сумке, которую я всегда вожу с собой в машине. Я стараюсь не демонстрировать свидетельства большого горя всему миру и, если удается, пытаюсь их скрыть.