— Антон, хороший маг всегда достигает своего могущества в нужное время, — сказал шеф. — Пока не станешь мудрее — не станешь сильнее. Пока не станешь сильнее — не овладеешь высшей магией. Пока не овладеешь высшей магией — не влезешь в опасные места. У тебя ситуация уникальная. Ты попал под… — он поморщился, — заклятие «Фуаран». Ты стал Высшим магом, не будучи к этому готовым. Да, у тебя есть Сила. Да, ты умеешь ею управлять… и то, что ты с трудом делал раньше, теперь не составляет проблем. Сколько ты пробыл на четвертом слое Сумрака? И сидишь как ни в чем не бывало! Но вот то, чего ты не умел раньше…
Он замолчал.
— Я научусь, Борис Игнатьевич, — сказал я. — В конце концов, все признают, что я делаю значительные успехи. Ольга, Светлана…
— Делаешь, — легко признал Гесер. — Ты же не совсем идиот, чтобы не развиваться. Но сейчас ты напоминаешь мне неопытного водителя, который полгода покатался на «жигулях» — и вдруг сел за руль гоночного «феррари»! Нет, хуже, за руль карьерного самосвала, БелАЗа весом в двести тонн, что ползет себе по спирали, выезжает из карьера… а рядом пропасть в сотню метров! А там, внизу, едут другие самосвалы. Одно твое неверное движение, резкий поворот руля или дрогнувшая на педали нога — плохо будет всем.
— Понимаю. — Я кивнул. — Но я в Высшие не рвался, Борис Игнатьевич. Это вы меня отправили в погоню за Костей…
— Я тебя ни в чем не упрекаю и пытаюсь многому научить, — сказал Гесер. И довольно непоследовательно добавил: — Хоть ты однажды и отказался быть моим учеником!
Я промолчал.
— Даже не знаю, что и делать… — Гесер тарабанил пальцами по лежащей перед ним папке. — Гнать тебя на повседневные задания? «Школьница видела бомжа-оборотня», «В Бутово объявился вампир», «Колдунья по-настоящему колдует», «В моем подвале раздается таинственный стук»? Бессмысленно. С такой ерундой ты справишься за счет своей Силы. Учиться ничему не придется. Оставить тебя киснуть на кабинетной работе? Ты же сам этого не хочешь. И?..
— Вы же сами знаете, Борис Игнатьевич, — ответил я. — Дайте мне настоящее задание. Такое, чтобы я вынужден был развиваться.
В глазах Гесера мелькнула искорка иронии.
— Ага, сейчас. Организую нападение на спецхран Инквизиции. Или отправлю тебя штурмовать офис Дневного Дозора…
Он толкнул папку через стол:
— Читай.
Сам Гесер открыл точно такую же папку и погрузился в изучение исписанных от руки листочков из школьной тетради.
И откуда у нас в офисе эти старые картонные папки с растрепанными тесемками-завязочками? Были закуплены в прошлом веке в количестве нескольких тонн? Приобретены недавно у общества инвалидов-надомников с гуманитарными целями? Выпускаются на древнем комбинате в городе Мухосранске, принадлежащем мухосранскому Ночному Дозору?
Но факт остается фактом, в век компьютеров, копиров, прозрачных пластиковых «файликов» и крепких красивых папок с удобными фиксаторами наш Дозор пользуется рыхлым картоном и веревочками… Позорище, перед иностранными коллегами стыдно!
— На папки из материалов органического происхождения легко накладываются защитные заклинания, препятствующие дистанционному зондированию, — сказал Гесер. — По той же самой причине для обучения магии используются только книги. Текст, набранный на компьютере, магию в себе не сохраняет.
Я посмотрел в глаза Гесеру.
— Даже не собирался читать твои мысли, — сказал шеф. — Пока не научишься контролировать лицо — в этом нет необходимости.
Теперь и я почувствовал магию, пронизывающую папку. Легкое защитно-сторожевое заклинание, для Светлых не представляющее никаких проблем. Впрочем, и Темные его снимут без труда, но нашумят.
Открыв папку — Великий Гесер завязывал тесемки на бантик, — я обнаружил четыре свеженькие, еще пахнущие типографской краской газетные вырезки, факс и три фотографии. Три вырезки были на английском, на них я и сосредоточился в первую очередь.
Первая вырезка представляла собой короткую заметку о происшествии в туристическом аттракционе «Подземелья Шотландии». Как я понял, в этом заведении, довольно-таки банальном варианте комнаты страха, «из-за технических неполадок» погиб русский турист. «Подземелья» были закрыты, полиция проводит расследование и выясняет, нет ли в трагедии вины персонала…
Вторая заметка была куда подробнее. Про «технические неполадки» уже не было ни слова. Текст был немножко суховатым, даже педантичным. С нарастающим волнением я прочитал, что погибший, двадцатипятилетний Виктор Прохоров, учился в Эдинбургском университете, был сыном «русского политика», в «Подземелья» отправился вместе с невестой, прилетевшей из России Валерией Хомко, на руках которой и скончался от потери крови. В темноте туристического аттракциона кто-то перерезал ему горло. Или что-то перерезало. Бедолага сидел вместе с невестой в лодочке, которая медленно плыла по «Кровавой реке», мелкой канавке вокруг «Замка вампиров». Возможно, из стены торчала какая-то острая железка, которая и полоснула Виктору по шее?
Дочитав до этого места, я вздохнул и посмотрел на Гесера.
— У тебя всегда замечательно получалось… э-э-э… с вампирами, — сказал шеф, на секунду оторвавшись от своих бумаг.
Третья заметка была из какой-то «желтой» шотландской газетенки. И вот тут, конечно же, автор рассказал страшную историю про современных вампиров, которые во мраке аттракционов сосут кровь своих жертв. Единственной оригинальной деталью было утверждение журналиста, что обычно вампиры высасывают своих жертв не насмерть. Но русский студент, как положено русскому, был настолько пьян, что бедный шотландский вампир тоже захмелел и увлекся.
Несмотря на всю трагичность истории, я засмеялся.
— «Желтая» пресса — она во всем мире одинакова, — сказал Гесер, не поднимая глаз.
— Самое ужасное, что так все и было, — сказал я. — Кроме пьянства, конечно.
— Кружка пива за обедом, — согласился Гесер.
Четвертая вырезка была из какой-то нашей газеты. Некролог. Соболезнования Леониду Прохорову, депутату Государственной Думы, чей сын трагически погиб…
Я взял листок факса.
Это, как я и предполагал, было донесение от Ночного Дозора города Эдинбурга, Шотландия, Великобритания.
Немножко необычным оказался лишь адресат — сам Гесер, а не оперативный дежурный или руководитель международного отдела. И тон письма — чуть более личный, чем полагается в официальных документах.
А содержание меня не удивило.