– Что, даже не догадался спросить?
– Нет. – Эдвард упрямо сжал губы. – Скорее всего его поймали и унесли из дома.
Джульетта грустно вздохнула.
– Придется выяснить. Животное могло серьезно пострадать. Если с ним что-нибудь случится, мистер Холлингсуорт очень расстроится. И уж наверняка будет переживать, когда узнает, какую суматоху вызвал его любимец.
Эдвард удивленно вскинул брови.
– Но ведь Чарли абсолютно безвреден.
– Это с какой стороны посмотреть. Вряд ли мистер Диксон с тобой согласится.
Джеймс поморщился, однако Эдвард остался непреклонным. Упрямство старшего сына выводило из себя, и все-таки Джульетта держалась из последних сил.
– Ну а что касается наказания…
– Мистер Харпер уже назначил наказание, – поспешил сообщить учитель. – Эдвард и Джеймс как раз пишут письма с извинениями в адрес мистера Диксона, мисс Харди и мистера Холлингсуорта.
Пальцы сами потянулись к завитку на шее – верный признак охватившего волнения. Ричард пострадал, так что имеет полное право определить степень искупления вины.
Однако она в ответе за собственных детей, а их проступок говорит и о плохом воспитании. Наряду со смущением и разочарованием Джульетта испытала острое раздражение… из-за собственной слабости. Если бы она держала сыновей в строгости, ничего подобного не могло бы случиться.
– А еще напишете письмо Ричарду и тоже извинитесь, – твердо произнесла она.
– За скунса? – уточнил Джеймс.
– Разумеется, за скунса. – Вопрос показался странным, а уже через мгновение закралось леденящее душу подозрение. – А почему ты спрашиваешь? Неужели есть еще что-то, требующее извинения?
– Не знаю. – Джеймс нервно взглянул на брата, однако тот сделал вид, что ничего не заметил.
Джульетта сложила руки на груди и выжидающе посмотрела на старшего сына.
– Мы положили в его ботинки овсянку, – не выдержал Эдвард. – И заменили сахар солью.
– А когда собирали омелу, оставили его на дереве и ушли, – торопливо добавил Джеймс.
Джульетта слушала признания с ужасом.
– Но почему, почему вы все это сделали?
У Джеймса задрожали губы, но Эдвард сохранял невозмутимый вид.
– Он нас терпеть не может.
Джульетта открыла рот, чтобы немедленно возразить, однако не смогла произнести ни слова. Мысль о том, что Ричард равнодушен к ее детям, доставляла острую боль, ведь это означало, что они все вместе никогда не станут настоящей семьей.
И все же опровергнуть слова сына она не могла, не имела права. Ричард действительно не проявлял не только симпатии, но даже простого человеческого интереса к ее детям, и мальчики сразу это заметили.
– Но подобные гадости вряд ли изменят его отношение к вам, – осуждающе заметила Джульетта.
– А он на них даже внимания не обращает. Ни разу ничего не сказал, – пожал плечами Эдвард.
– Может быть, не знал, что все это сделали мы? – с надеждой в голосе предположил Джеймс.
Эдвард бросил на брата уничтожающий взгляд и снова повернулся к матери.
– Все он знал. Просто ему до нас дела нет. Я же сказал – терпеть не может.
Джульетта с трудом перевела дух. В глазах Джеймса читалось раскаяние и сожаление, а вот Эдвард упорствовал в своей неприязни к отчиму. Как же она могла до сих пор ничего не заметить?
– Вы вели себя позорно. Я горько разочарована. Не ожидала от своих сыновей такой низости.
В классной комнате повисла тягостная тишина. Мальчики сидели, опустив головы, а Джульетта отчаянно сражалась с отчаянием и пыталась отыскать хотя бы тонкую ниточку надежды. Еще не поздно все исправить, сказала она себе.
– Обсудим наказание позже, после того как принесете извинения всем пострадавшим. – Эти слова прозвучали уже вслух и нарушили гнетущее молчание.
Джеймс склонил голову еще ниже, а Эдвард посмотрел с прежней дерзостью. Окончательно расстроенная миссис Харпер попрощалась с учителем. Мистер Джонсон, казалось, с нетерпением ждал этой минуты.
Джульетта вышла из классной комнаты и по украшенному к Рождеству коридору направилась в спальню мужа. Душистые сосновые гирлянды и яркие ленты сейчас воспринимались как изощренное издевательство. Кому нужна вся эта мишура, если семейные отношения никак не складываются?
Она убедила себя, что радости праздника смогут чудесным образом превратить их в единую дружную семью. И жестоко ошиблась. Ничего хорошего не получилось.
В печальных раздумьях Джульетта вошла в комнату Ричарда и остановилась у двери: в гардеробной суетился слуга. При виде хозяйки он немедленно оставил работу, вышел и почтительно поклонился.
– Добрый день, миссис Харпер. Я Хэллет, камердинер мистера Харпера.
– Здравствуйте, – ответила Джульетта, пытаясь скрыть неловкость. Странно, что их знакомство не состоялось раньше. Но в комнату Ричарда она заходила очень редко, так что повода для встречи просто не представлялось. – Хочу поговорить с мужем. Будьте добры, сообщите ему о моем приходе.
– Мистер Харпер принимает ванну, мадам, – ответил слуга, осторожно держа в руках испорченную скунсом одежду. – Насколько я знаю, утром в его кабинете произошел неприятный инцидент.
Джульетта слабо улыбнулась:
– Это мне известно. Собственно, я и зашла затем, чтобы обсудить случившееся.
Хэллет настороженно замер.
– Боюсь, мистер Харпер еще не окончательно пришел в себя. Не желаете ли передать сообщение? Я к вашим услугам.
Джульетта понимала, что верный слуга всего лишь защищает хозяина, но, даже несмотря на благие намерения, вел он себя не вполне подобающим образом. Она посмотрела на открытую дверь ванной комнаты. Интересно, можно ли туда пройти, не устроив при этом нежелательную сцену?
Нет, вряд ли. Выходить за рамки приличий совсем не хотелось.
– Как по-вашему, муж еще долго будет пребывать в дурном настроении?
– Трудно сказать. – Слуга посмотрел на одежду и тихо, но с явным отвращением фыркнул.
Услышав недвусмысленный звук, Джульетта поморщилась.
– Что, надеть эту одежду ему больше не удастся?
– Постараюсь спасти. Этот костюм – один из его самых любимых. Но к сожалению, обещать ничего не могу.
Джульетта прошла по комнате. С каждым шагом запах становился все неприятнее.
– Мне сказали, что скунс маленький, и я решила, что особого вреда он нанести не может. Кажется, в данном случае размер животного значения не имеет.
– Вы правы. – Камердинер вздохнул. – Сейчас передам мистеру Харперу о вашем желании с ним поговорить.
Он вежливо поклонился и скрылся в ванной, а спустя минуту появился и сообщил: