— Почему ты думаешь, что ей что-то угрожает?

— Проклятие ложится на первую дочь.

Слова матери ударили глубоко в сердце. Так оно и есть, так сказано в истории, которую они нашли с Дэвидом. И внезапно ей пришло в голову:

— Я первая дочь.

— Да, — сказала Ан-Мей, встретившись с ней взглядом. — И твои сны тебя тоже прокляли.

— Мои сны? — отозвалась эхом Жасмин. — Или дракон?

— Хватит! — крикнула Ан-Мей, сверкнув глазами.

Жасмин отступила на шаг, внезапно испугавшись. Но почему она боится собственной матери? Эта маленькая женщина много раз говорила ей недобрые слова, но никогда не пыталась ударить. По крайней мере, она думала, что такое не случалось. Иногда собственное детство казалось Жасмин туманным, оно потускнело в памяти, воспоминания невозможно сфокусировать.

— Боги смотрят, — сказала Ан-Мей тише, но все еще резко.

Жасмин, скрестив руки на груди, боролась с желанием осмотреться и убедиться, не наблюдает ли кто-то за ними на самом деле.

— Почему ты не можешь просто сказать мне правду? Видела ли я дракона где-нибудь?

Ан-Мей посмотрела на нее долгим взглядом.

— Да. Ты видела дракона в музее на Тайване, когда мы пошли туда на экскурсию. Говорила тебе не трогать его, но ты потрогала. Зазвенела сигнализация, прибежала охрана. Ли чуть не посадили в тюрьму. Ты прикоснулась к дракону и была проклята.

Жасмин в замешательстве смотрела на мать. Рассказ казался каким-то наивным. Почему ей раньше не говорили, где она видела дракона? Зачем столько лет уверять ее, будто его не существует, что он ей просто приснился? Мать лжет?

Но разве такое может быть? Ан-Мей наказывала своих детей даже за малейший обман. Она считала, что ложь в конечном итоге возвращается к солгавшему и ранит прямо в сердце. В самом деле, думала Жасмин, сердечные приступы вызваны ложью. Когда муж Ан-Мей перенес такой приступ, она молилась о прощении каждую минуту, каждый час, пока его сердце не забилось снова в прежнем ритме. Интересно, подумала Жасмин, а о чем лгал ее отец?

— Пожалуйста, — сказала Ан-Мей. — Ни слова больше о драконе, Жасмин. Не говори о нем. Остановись, пока не стало слишком поздно.

У Жасмин возникло ужасное чувство, что для нее уже слишком поздно. Но, может быть, не для Алисы. Надо найти дочь. Алиса должна держаться подальше от дракона, прежде чем на нее тоже ляжет проклятие.

15

— Алиса, входи, — пригласил Бен, открыв дверь своей квартиры. — Ты как раз вовремя. Давай твою куртку.

Алисе не хотелось снимать куртку, без нее она почувствует себя неловко, словно верхняя одежда защищала ее. Но в квартире было тепло, пришлось сбросить с плеч замшевую куртку и протянуть Бену. Она осталась в красном вязаном свитере и черных брюках.

— Красивый свитер, — похвалил Бен. — По крайней мере, ты не отказалась от красного.

— Что ты имеешь в виду? У китайцев нет монополии на этот цвет.

Бен улыбнулся.

— Он по-прежнему считается счастливым, сама знаешь.

— Просто мне идет красный цвет. Только поэтому я выбрала его, — возразила Алиса.

— Ты хорошо выглядишь. — Он повесил куртку в шкаф. — Джоя не будет весь вечер, так что чувствуй себя свободно.

— Ты до сих пор живешь вместе с братьями?

— Генри переехал в Сиэтл, а Джой живет здесь. У него вечерние занятия. Поэтому сейчас мы в квартире только вдвоем с тобой.

— Отлично, — пробормотала она с опаской.

Алиса избегала Бена все эти годы. Он слишком привлекательный, слишком симпатичный. Он прекрасно понимал ее и, кажется, читал ее мысли, поэтому при нем она испытывала неловкость. Сейчас он напомнил ей о прошлом, о той жизни, которую она старалась забыть. Оглядывая комнату, Алиса увидела, как традиционная китайская семья готовится к празднованию Нового года. Всюду свежие цветы, неизбежное блюдо с апельсинами и мандаринами, ваза с конфетами, поднос, на котором, она уверена, восемь сортов сушеных фруктов.

— Дело рук моей матери, — заметил Бен, проследив за ее взглядом. — Каждый день она приносит цветы и фрукты. Я говорю ей, что у нас всего более чем достаточно, но она поступает по-своему. Мать хочет быть уверена, что Новый год нас осчастливит. Хочешь выпить?

— Охотно, — согласилась Алиса с такой горячностью, что Бен рассмеялся.

— Насколько я понимаю, ты согласилась на алкоголь.

— У тебя есть что-нибудь такое? Вино, пиво?

— Я принесу тебе вина.

— Спасибо.

Он пошел за вином, а она всматривалась в детали обстановки. Мебель в основном старая и удобная. Вещи разномастные, не подходили друг к другу, и было ясно, что здесь живут мужчины. Никаких следов женского присутствия, куда ни посмотри. Три высоких шкафа набиты книгами, она подошла ближе, чтобы взглянуть на названия.

— Ты все это прочитал? — спросила она, принимая бокал вина из рук Бена, вернувшегося в комнату.

— Большинство из них.

Она взяла одну из книг с полки.

— История фарфора. Кажется, увлекательно.

— Да, если интересуешься фарфором. — Бен кивнул в сторону дивана. — Садись. Расскажи, как ты живешь с тех пор, как покинула Китайский квартал.

— Получила степень бакалавра, устроилась на работу, сняла квартиру. Я живу в Ной-Вэлли с тремя девушками, с которыми училась, — ответила она, устраиваясь на диване.

— Здорово. Я слышал, ты закончила Беркли с высшим баллом.

— Кто тебе сказал?

— Кто-то из соседей.

— Не могу себе представить, откуда они знают. — Алиса не общалась с теми, с кем росла, только с немногими из двоюродных сестер, и только потому, что они хотели поддерживать с ней отношения.

— Как твоя мать? Я давно ее не видел. — Бен сел в кресло напротив Алисы.

— С ней все в порядке. — Она поставила бокал с вином на журнальный столик, разделявший их. Внезапно у нее возникло желание рассказать Бену все, что случилось, желание, совсем не свойственное ей. Она привыкла держать свои мысли и чувства при себе. С подругами легко молчать, они понятия не имеют об Азии, не знают, по каким правилам живет китайская семья. Но Бену не нужно долго объяснять. Он видел собственными глазами, как их с матерью третировало семейство Чен.

— Алиса? — Его приятный голос вернул ее в настоящее.

— Извини. Я задумалась.

— Хочешь поговорить об этом?

Алиса смотрела в его добрые глаза и знала, что она не ошибется, если доверится ему.

— Моя мать может попасть в неприятную историю. Дэвид Хатуэй принес статуэтку дракона к ней в тот день, когда на него напали. Он хотел ей показать артефакт. К матери уже приходили из полиции. Сыщики задавали всякие вопросы — где она была, почему он приходил к ней, куда он пошел от нее. Но мать не могла сказать им ничего, потому что она не знает.