– Ты не уехала потому, что я не хотел, чтобы ты уехала. Я не могу… этого допустить, Соня. И ты права – мне, по большому счету, все равно, что с тобой было раньше. Может, это жестоко звучит, но ты постарайся понять меня правильно… Я все равно никуда тебя не отпущу, прими это как данность.
– Что значит – не отпущу? Я что, твоя пленница? Я попала в обитель Синей Бороды? Но это же смешно, Марк… Я же в любую секунду могу вызвать такси и уехать…
– Но ведь не уехала. И не уедешь.
– Я уеду, Марк. Прямо сейчас уеду.
– Куда? В горе? Ах, Сонечка, Сонечка… Ты думаешь, я ничего про тебя не понимаю, да? Твое горе, милая Сонечка, написано на твоем прекрасном лбу крупными буквами… Хочешь, я его прочитаю?
– Ну… что ж, попробуй…
– Я думаю, тебя бросил муж. Унизил, изменил, растоптал лучшие твои чувства. Даже скорее всего, что ты оказалась в крайне стеснительном материальном положении… Ни работы, ни дома, бежишь куда глаза глядят. Так часто бывает с вполне благополучными женщинами, милая. Мужчины обычно жестоки с бывшими возлюбленными, такова их природа. Ну что, я правильно тебя прочитал?
– Нет, Марк. Все не так, не так… То есть… Да, муж мне действительно изменил. И не с кем-нибудь, а с лучшей подругой.
– Что ж, тоже вполне обычная ситуация… Можно сказать, бытовая.
– Нет, не обычная! Дело в том, что… У меня есть ребенок, Марк. И я… его бросила. Я оставила его мужу и сбежала… Я совершила великую подлость, понимаешь ты это или нет?! Я бросила своего ребенка! Бросила, бросила! Понимаешь ты это или нет?
Последнюю фразу Соня уже выкрикивала, колотя себя кулаками по коленкам. Задохнувшись слезами, она спрятала лицо в ладонях. Тело дрожало мелко, никак не унять. Да теперь уж и не унять, наверное. Проговоренный словами ужас разливался внутри жарким маревом, не давал дышать. И плач получался истерический, будто она не плакала, а сильно кашляла.
– Тихо, тихо, моя девочка… Тихо… – По-прежнему сидя на корточках, Марк осторожно оглаживал Соню по плечам, по бедрам, по коленкам. Даже сквозь истерику ей показалось, что по-хозяйски оглаживал. – Я понимаю, как тебе тяжело… поплачь…
Плакала она долго. Пила воду из стакана, который вложил ей в руки Марк. Зубы стучали о край, вода выплескивалась на подбородок. Наконец ее тело обмякло, будто устало от напряжения.
Взяв из ее рук стакан, Марк сел на подлокотник кресла, положил ей ладонь на затылок и заговорил неожиданно твердо, четко разделяя слова, будто вбивая их ей в голову:
– Тебе не за что себя винить, Соня. Ты поступила так, как поступила, отдай в этом себе отчет и не мучайся больше. Муж хотел навязать тебе новые правила жизни, но получилось так, что ты заставила его принять твои правила. Вы квиты, только и всего.
– Да, если б не шла речь о ребенке… – с последним слезным вздохом выдавила из себя Соня.
– Хм… Да, ребенок. Но это ваш общий ребенок. Да и что – ребенок? Такой же человек, гомосапиенс, только в миниатюре. Никогда не понимал этих священных плясок вокруг маленьких гомосапиенсов… Всего лишь заложенный природой процесс роста клеток.
– Марк, ты что?.. – Подняв голову, Соня со страхом взглянула она ему в лицо. – Неужели ты… это серьезно говоришь?
– Вполне.
– Нет, не может быть… Я тебе не верю!
– Да отчего же, милая? Ведь что такое сама суть материнства-отцовства, ты никогда не задумывалась? Это же все лишь чередование умиления и раздражения в сторону своих чад… А в перерывах между умилением и раздражением – выполнение заложенной природой задачи по взращиванию своих отпрысков. Только и всего. Но люди почему-то называют это любовью… Любому процессу нужны красивые одежды, так легче оправдать свое бытие на грешной земле.
– О господи, что ты говоришь… Я не могу этого слушать, Марк! Это ужасно, что ты сейчас говоришь! Мне страшно рядом с тобой… Уйди… Уйди, прошу тебя…
– Тебе не должно быть рядом со мной страшно, Сонечка. Просто я говорю так, как думаю. И заметь, я сейчас предельно честен с тобой, пусть, как тебе кажется, циничен, но честен. И я очень рискую, заметь, не говоря тебе тех слов, которые ты хотела бы от меня услышать. Я не стараюсь казаться лучше, чем я есть, милая Сонечка. Мне это очень важно, чтобы ты принимала меня таким, какой я есть. Не строила в отношении меня никаких иллюзий. Нет, дорогая моя Соня, ты совсем не напугала меня своим поступком, совсем… Даже наоборот…
– Но ты меня не понял, Марк! Я ведь не для того тебе все рассказала, чтобы ты, оклеветав себя, оправдал таким образом мой поступок! Я знаю, что он ужасен! Ведь речь идет о моем ребенке! Понимаешь – моем! Мне тяжело это слушать, Марк, как ты не понимаешь?
– Я понимаю, Соня. Но уж прости, я исхожу из твоего поступка. Ведь это ты бросила ребенка, а не я. Ты – смогла. Теперь исходи из этого.
– Ма-а-арк…
– Спокойно, Соня, спокойно…
Он снова крепко сжал пальцами ее затылок, а помолчав, заговорил тихо, твердо:
– Надо уметь понимать и принимать свою природу, Соня, даже самую несовершенную. Научиться не кокетничать хотя бы перед самой собой. В попытке казаться лучше, чем есть, люди порой так из штанов выпрыгивают, что уже и сами не понимают, кто они есть на самом деле… И порой бывает очень больно смотреть на этот процесс. Колбасит людей – жуть… Смотришь на такого оборотня, из штанов выпрыгивающего, и силой остановить его хочется – что ж ты творишь, подлец… Но мы, как правило, молчим. А если кто осмелится на правду и выступит в роли мальчика из сказки про голого короля, пучим глаза от возмущения, начинаем кулаками трясти – не смей, мальчик, заткнись! Это не принято, мальчик! И вообще – нам страшно тебя слушать, мальчик…
Марк тихо засмеялся, а у Сони мороз по коже прошел. Но… что она могла ему возразить? Да, она же сама… сама оставила своего ребенка. Смогла… Теперь, если следовать его логике, надо это принять? Исходить из этого посыла – «смогла»? Да уж, сомнительный спасательный круг он ей бросил…
– Так что отдай себе полный отчет в своем поступке, Соня. Это был твой выбор, пусть, я подозреваю, и бессознательный. Но наше бессознательное, по сути, и является нашей внутренней правдой… Смирись с этой правдой. Просто найди в себе смелость начать другую жизнь. Хотя бы попробуй ее на вкус – другую!
– Хм… Это какую – другую?
– Беззаботную, женскую. Я тебе ее предлагаю, Соня, – без тягостного чувства долга и вины. Ведь женская жизнь априори должна быть прекрасной штучкой, сплетенной из маленьких удовольствий… Завтрак на веранде, купание в чистом пруду, поход к маникюрше… Да одно удовольствие не думать о материальной составляющей чего стоит! А томление утреннего безделья, когда знаешь, что тебе не нужно никуда бежать сломя голову! Ах, если бы я был женщиной, Соня!..
– Значит, ты предлагаешь мне именно такую жизнь? А почему – именно мне, Марк? Только потому, что я похожа на твою жену?
– Ну… По меньшей мере нет ничего плохого в том, что ты на нее похожа. А почему – именно тебе? Не знаю почему. Может, и впрямь ассоциация сыграла свою роль.