Стен Виден остановил машину, Валландер вышел. За всю дорогу они не обменялись ни словом.
— Я позвоню, — сказал Стен Виден.
Валландер медленно направился к дому.
Бедняга, думал Стен Виден. Сколько он еще сумеет выдержать?
Отец сидел за кухонным столом. Он был небрит, а судя по запаху, помыться ему тоже бы не помешало. Валландер сел напротив старика.
И оба долго молчали.
— Она спит, — наконец сказал отец.
Валландер толком не понял, что он сказал.
— Она спокойно спит, — повторил отец.
Мало-помалу его слова дошли до затуманенного рассудка Валландера. Кто спит?
— О ком ты? — устало спросил он.
— О моей внучке, — ответил отец.
Валландер изумленно смотрел на него. Долго смотрел. Потом встал и пошел к спальне. Медленно открыл дверь.
Линда лежала в постели и крепко спала. С одного боку волосы были выстрижены. Но это она. Валландер неподвижно стоял на пороге. Потом подошел к постели, присел на корточки. И смотрел, смотрел. Неважно, как все было, неважно, что случилось и как она попала домой. Главное — смотреть на нее, только смотреть. Где-то далеко-далеко в мозгу жило сознание, что Коноваленко по-прежнему существует. Но сейчас это не тревожило Валландера. Он видел одну только Линду.
Потом он улегся прямо на полу возле кровати. Свернулся калачиком и заснул. Отец укрыл его одеялом и затворил дверь. А сам пошел в студию и взялся за кисти. Но теперь вернулся к своему обычному сюжету. Писал пейзаж с глухарем.
Мартинссон приехал на тумелилльский вокзал в самом начале девятого. Вышел из машины, поздоровался со Сведбергом.
— Ну, что у тебя за важное дело? — спросил он, не скрывая раздражения.
— Увидишь, — ответил Сведберг. — Но предупреждаю, зрелище не из приятных.
Мартинссон нахмурился:
— Что стряслось-то?
— Коноваленко. Он опять нанес удар. Новое убийство. Женщина.
— Господи!
— Следуй за мной, — сказал Сведберг. — Кстати, нам нужно о многом поговорить.
— Валландер имеет к этому отношение? — спросил Мартинссон.
Сведберг не слышал. Он уже направился к своей машине.
Лишь позднее Мартинссон узнал, что случилось.
Вечером в среду Линда подстригла волосы, совсем коротко.
Рассчитывая тем самым стереть страшные воспоминания.
Потом она стала рассказывать. Валландер тщетно предлагал ей пойти к врачу, она отказалась.
— Волосы сами отрастут, — сказала она. — Никакой врач не заставит их расти быстрее, чем они могут.
Валландер боялся ее рассказа. Боялся, что дочь обвинит в случившемся именно его. И оправдаться ему будет очень трудно. Он ведь вправду виноват. Потому что сам втянул ее в эту историю. О случайном стечении обстоятельств здесь даже речи нет. Но Линда решительно объявила, что никакой врач ей сейчас не нужен, и он не стал ее уговаривать.
Днем в среду она неожиданно расплакалась. Ни с того ни с сего, перед обедом. Посмотрела на него и спросила, что произошло с Таней. Он честно сказал, что она умерла. Только не упомянул, что Коноваленко зверски пытал ее. Валландер надеялся, что газеты не станут вдаваться в подробности. Что Коноваленко пока на свободе, он тоже скрывать не стал.
— Но сейчас для него главное — скрыться. Его ищут, и он уже не может действовать так, как ему хочется.
Впрочем, Валландер подозревал, что это не вполне верно. Скорее всего, Коноваленко опасен не меньше прежнего. И он знал, что снова будет искать его. Но не сегодня, не в эту среду, когда дочь вернулась к нему из тьмы, безмолвия и страха.
Вечером в среду он созвонился со Сведбергом. Сказал, что ему нужна еще одна ночь, чтобы выспаться и подумать. В четверг он даст о себе знать. Сведберг сообщил о ходе расследования. Коноваленко бесследно исчез.
— Но он не один, — сказал Сведберг. — В доме был кто-то еще. Рыков мертв. Таня тоже. Виктор Мабаша умер еще раньше. По идее, Коноваленко должен быть один. Но в доме находился еще один человек. Вопрос в том, кто именно.
— Не знаю, — сказал Валландер. — Новый неизвестный пособник?
Сразу после звонка Сведберга позвонил Стен Виден. Валландер решил, что они со Сведбергом поддерживают между собой контакт. Стен Виден спросил, как чувствует себя Линда. Валландер ответил, что с ней все будет хорошо.
— Я думаю о той женщине, — сказал Стен Виден. — Пытаюсь понять, как можно сделать такое с человеком.
— Бывают такие зверюги, — отозвался Валландер. — И к сожалению, их много больше, чем нам бы хотелось.
Когда Линда уснула, Валландер пошел к отцу, в студию. Он, конечно, подозревал, что это явление временное, но чувствовал, что в последние дни им стало легче говорить друг с другом. А вообще интересно, много ли понял его восьмидесятилетний отец из всех этих событий?
— Ты по-прежнему намерен жениться? — спросил Валландер, устроившись на табуретке.
— С серьезными вещами шутить нельзя, — ответил отец. — Мы поженимся в июне.
— Линда получила приглашение. А я нет.
— Получишь в свое время.
— Где будет свадьба?
— Здесь.
— Здесь? В студии?
— Но почему бы нет? Я нарисую большой задник.
— А что, по-твоему, скажет Гертруд?
— Это ее идея.
Отец с улыбкой обернулся к нему. Валландер так и прыснул. Давненько он не смеялся.
— Гертруд — необыкновенная женщина, — сказал отец.
— Несомненно, — кивнул Валландер.
Утром в четверг Валландер проснулся бодрый и выспавшийся. Радость от того, что дочь цела и невредима, наполнила его новой энергией. И ни на миг его не оставляла мысль о Коноваленко. Он снова был готов начать охоту за этим подонком.
Около восьми Валландер позвонил Бьёрку, заранее продумав свои оправдания.
— Курт! — воскликнул Бьёрк. — Господи Боже мой! Как ты? Где ты? Что произошло?
— Небольшой нервный срыв, — сказал Валландер, стараясь, чтобы эти слова прозвучали убедительно, он говорил негромко и медленно. — Но мне уже лучше. Надо только еще денек-другой передохнуть.
— Конечно, я скажу, что ты приболел, — решительно объявил Бьёрк. — Не знаю, понял ли ты, что мы тебя разыскивали. Очень все это неприятно. Хотя иначе было нельзя. Ну, теперь-то можно дать отбой. Дадим сообщение в прессе. Пропавший комиссар уголовной полиции отыскался после непродолжительной болезни. Кстати, где ты находишься?
— В Копенгагене, — соврал Валландер.