Около половины десятого он добрался до церкви Святой Гертруды. Огромные окна церкви были темны; он укрылся на заднем дворе. Откуда-то доносились отголоски чей-то ссоры — бесконечный поток взволнованных слов, перешедший в крик, безутешный плач и оглушительную тишину. Он стал притоптывать, чтобы не замерзнуть, и попытался вспомнить, какое сегодня число. По улице проносились машины, и в глубине души комиссар был готов к тому, что одна из этих машин притормозит и его схватят прямо за мусорными баками, между которыми он прятался.
Опять стало казаться, что его уже выследили и что попытка изобразить, будто он поселился в гостинице «Латвия», была напрасной. Может, он ошибался, полагая, что женщина с ярко накрашенными губами не выполняет задания полковников? Может, они уже ждут в темноте на кладбище, ждут момента, когда обнаружится завещание майора? Валландер гнал эти мысли. Потому что тогда у него остается единственный выход — бежать в шведскую миссию, но он знал, что не сможет этого сделать.
Часы на колокольне пробили десять. Он ушел с заднего двора, внимательно осмотрел улицу и поспешил к маленькой железной калитке. Несмотря на все его предосторожности, она тихонько скрипнула. Редкие фонари едва озаряли стену кладбища. Он стоял неподвижно и слушал. Все было тихо. Он осторожно пошел к боковому нефу, откуда в первый раз выходил из церкви вместе с Байбой Лиепой. Снова возникло чувство, что за ним следят, что сыщики где-то спереди, но поскольку он ничего не мог сделать, то дошел до церковной стены и принялся ждать.
Рядом с ним бесшумно возникла Байба Лиепа, как будто материализовавшись из темноты. Он вздрогнул. Она что-то прошептала, он не разобрал что. Затем быстро потащила к двери бокового нефа, и тогда Валландер понял, что она ждала его в церкви. Она открыла дверь большим ключом и направилась к алтарю. Под высокими церковными сводами лежала кромешная тьма, Байба вела его за руку, будто слепого, а он не мог понять, как она ориентируется в темноте. За ризницей находилось складское помещение без окон, на столе стояла керосиновая лампа. Здесь она и ждала его, на стуле лежала ее шуба, и, к его удивлению и умилению, рядом с лампой она поставила фотографию майора. На столе были термос, несколько яблок и кусок хлеба. Как будто она приглашала его на последнюю тайную вечерю, и он спросил себя, как быстро их найдут полковники. Интересно, какое отношение она имеет к церкви, верит ли она в Бога, в отличие от покойного мужа, ведь он знает о ней так же мало, как когда-то знал о майоре.
Когда они вошли в комнату за ризницей, она крепко обняла его. Ее руки железным обручем сомкнулись за его спиной. Он заметил, что она плачет и что она разгневана и опечалена.
— Они убили Инесе, — прошептала она. — Они убили всех. Я думала, тебя тоже убили. Когда Вера связалась со мной, я решила, что все кончено.
— Это было ужасно, — сказал Валландер. — Но теперь не будем вспоминать об этом.
Она с удивлением посмотрела на него и возразила:
— Мы всегда должны об этом помнить — иначе мы забудем, что мы люди.
— Я не имел в виду, что мы должны это забыть, — уточнил он. — Я только хочу сказать, что мы должны идти дальше. Печаль сковывает наши действия.
Она опустилась на стул. Он заметил, что она измотана усталостью и горем, и спросил себя, надолго ли ее хватит.
Ночь, которую они провели в церкви, стала переломным моментом в жизни Курта Валландера. До этого он редко размышлял над смыслом своей жизни. Возможно, в мрачные минуты, при виде убитых людей, задавленных насмерть детей или отчаявшихся самоубийц, он вздрагивал от осознания того, как бесконечно коротка жизнь перед лицом смерти. Так коротка жизнь и так бесконечно длинна смерть. Но он всегда умел выбрасывать подобные мысли из головы, на жизнь он смотрел преимущественно практически и сомневался, что обогатит свое существование, если станет его кроить по философским лекалам. Не огорчался комиссар и из-за эпохи, в которой ему выпало жить. Человек рождается, когда рождается, и умирает, когда умирает, дальше этих границ Валландер предпочитал не смотреть. Однако ночь, проведенная вместе с Байбой Лиепа в холодной церкви, заставила его заглянуть в самого себя глубже, чем раньше. Он понял, что мир мало похож на Швецию, и собственные проблемы показались ему незначительными по сравнению с той беспощадной борьбой, которой была отмечена жизнь Байбы Лиепы. Только в эту ночь он наконец вполне осознал: бойня, в которой убили Инесе, произошла на самом деле. И полковники существуют, и сержант Зидс выпустил четыре смертельные пули из реального оружия. Комиссар думал о том, какая же это изнурительная мука — находиться в постоянном страхе. «Эпоха страха, — думал он, — вот мое время, а я понял это только теперь, когда прожил почти полжизни».
Она сказала, что в церкви они в безопасности, насколько это теперь возможно. Местный священник был близким другом Карлиса Лиепы и без колебаний предоставил Байбе убежище, когда она попросила о помощи. Валландер рассказал о своем ощущении, что полковники уже выследили его и притаились где-то в темноте.
— А зачем им скрываться? — возразила Байба. — Люди такого сорта не привыкли таиться, когда намереваются схватить и наказать людей, угрожающих их существованию.
Валландер сознавал, что она, скорее всего, права. Вместе с тем он не сомневался, что полковников в первую очередь интересовало завещание, их пугали собранные майором доказательства, а не вдова и безобидный, по их мнению, шведский полицейский: ведь они, возможно, еще не догадались, что он объявил им тайную вендетту.
Он понимал, что отчаяние Байбы в равной степени объясняется как смертью Инесе и остальных друзей, так и тем, что она не может сообразить, куда майор спрятал свое завещание. Она перебрала все мыслимые возможности, попыталась рассуждать, как рассуждал бы муж, но решения все равно не нашла. Она сбила кафель в ванной и вспорола обивку на мебели, но нигде ничего не обнаружила, кроме пыли и мышиных скелетов.
Валландер пытался ей помочь. Они сидели за столом друг против друга, пили чай, и от света керосиновой лампы под мрачными церковными сводами стало уютно и тепло. Больше всего Валландер хотел бы обнять ее и разделить ее скорбь. Опять возникло желание взять ее с собой в Швецию. Но он догадывался, что она никогда не примет его предложения, во всяком случае, сейчас, после убийства Инесе и других друзей. Она скорее умрет, чем откажется от мысли найти завещание, которое должен был оставить ее муж.
Вместе с тем он приглядывался к третьей возможности: а что, если у притаившихся ищеек есть свои соображения? Если все так, как он предполагает, то в темноте их караулит не только враг, но и враг врага. «Кондор и чибис, — думал он; — я по-прежнему не знаю, у кого какое оперение. Но, может быть, чибис знает кондора и хочет уберечь намеченную им жертву?»
Ночь в церкви превратилась в путешествие туда, не знаю куда. Чтобы найти то, не знаю что. Сверток в коричневой бумаге? Сумка? Валландер не сомневался: майор был мудрым человеком и понимал, что тайник не представляет никакой ценности, если выбран слишком тщательно. Чтобы проникнуть в мир решительного майора, он должен больше знать о нем и о Байбе. Он задавал вопросы, которые не хотел задавать, но она вынуждала его, требовала, чтобы он не стеснялся.