Когда он успел, с удивлением подумал Валландер. Ответ мог быть только один – Мартинссон соврал, когда сказал, что часок поспал. Он тоже не прилег. А соврал, потому что беспокоился за Валландера.
Валландер не знал, умилиться ему или разозлиться. Решил не подавать вида.
– Поехали дальше, – сказал он. – Есть у кого-нибудь телефон этих консультантов?
Кто– то протянул ему бумажку, но вместо ответа в трубке он услышал механический голос, сообщивший, что номер сменился. Голос продиктовал новый номер и адрес – Ваксхольм, это под Стокгольмом.
Трубку взяла женщина.
– Инженеры Странда, – сказала она.
– Курт Валландер, следователь полиции в Истаде. Мне нужны данные об одном из ваших бывших сотрудников.
– О каком сотруднике?
– Оке Ларстам.
– У нас сотрудника с таким именем нет.
– Я сказал – бывшего сотрудника. Слушайте повнимательней.
– Таким тоном можете разговаривать у себя дома. И потом, откуда я знаю, что вы полицейский? Может, вы вовсе и не полицейский. Полицейские разговаривают вежливо.
Валландер чуть не швырнул трубкой в стену.
– Вы правы, – сказал он. – Вы не можете знать, кто я. Но данные эти очень важны. Оке Ларстам уволился в 1985 году.
– Я тогда еще здесь не работала. Вам лучше поговорить с Перссоном.
– Во избежание дальнейших недоразумений оставляю вам свой номер. Пусть он позвонит в Истадскую полицию.
Она записала номер.
– Это очень важно, – повторил Валландер. – Перссон сейчас на месте?
– Он сидит на совещании со строительной фирмой. Я ему скажу, чтобы он позвонил, как только освободится.
– Так не пойдет, – сказал Валландер. – Надо прервать совещание и позвонить немедленно.
– Я ему передам, что это важно, но больше ничего сделать не могу.
– Тогда передайте ему еще и вот что: если через три минуты он мне не позвонит, на вашу крышу сядет полицейский вертолет.
Валландер положил трубку. Все ошеломленно уставились на него. Он в свою очередь покосился на Турнберга. Тот расхохотался.
– Извините, – сказал Валландер. – Обстоятельства вынуждают.
– Я ничего не слышал, – сказал Турнберг. – Ни единого слова.
Через полторы минуты телефон зазвонил. Валландер еще раз повторил свою просьбу, не вдаваясь в объяснения, в чем подозревается Ларстам.
– По нашим данным, он уволился от вас в 1985 году.
– Так оно и есть. Он исчез в ноябре.
– Исчез? Это звучит довольно драматически.
– А это и было довольно драматично.
Валландер прижал трубку к уху:
– В каком смысле?
– Вообще говоря, я его предупредил об увольнении. Как ни странно, он был единственным инженером, которого я когда-либо уволил. Мне, наверное, следует сказать, что я основал это предприятие.
– А тогда кто такой Странд?
– Мне показалось, что «Инженеры Странда» звучит лучше, чем «Инженеры Перссона». Никакого Странда у нас никогда не было.
– Значит, вы собрались уволить Оке Ларстама. Почему?
– Как ни странно, на этот вопрос довольно трудно ответить. Самое главное, пожалуй, то, что он не вписывался в команду.
– Как это?
– Я понимаю, что мои слова звучат довольно нелепо.
– Я полицейский. Мы ко всему привыкли.
– Он был слишком безынициативен. Всегда со всеми соглашался. Хотя иногда мы прекрасно знали, что у него есть свое мнение. Совершенно невозможно что-то обсуждать с человеком, который думает только о том, как ни с кем не испортить отношений. Это убивает любую дискуссию.
– А он был именно таким человеком?
– Да. Так продолжаться не могло. Он ни разу не предложил собственного решения. По-моему, исключительно из страха, что кто-то считает иначе.
– А его техническая квалификация?
– Отменная. Вопрос был не в этом.
– Как он отреагировал, когда вы предупредили его об увольнении?
– В том-то и дело. Он вообще никак не реагировал. Я предполагал, что он останется еще на полгода. Но он исчез. В ту же минуту. Вышел из моего кабинета, взял пальто и исчез. Он даже не потрудился получить выходное пособие, на которое, естественно, имел право. Исчез – и все.
– А потом вы пытались его найти?
– Да. Но он, как я уже сказал, исчез.
– А вы знаете, что он стал почтальоном?
– У нас есть определенные контакты со Службой занятости. Да, я слышал об этом.
– А был ли у него какой-то приятель в то время?
– Мы ничего не знали о его личной жизни. Будь у него какие-то друзья здесь, на фирме, мы бы об этом знали. Иногда, редко правда, кто-нибудь из наших сотрудников просил его присмотреть за квартирой или домом, когда уезжал. Но он всегда держался отстраненно.
– А сестры или братья у него были? Родители живы?
– Понятия не имею. Повторяю, мы ничего не знали о его жизни вне этих стен. На маленьком предприятии вроде нашего это, во-первых, очень необычно, а во-вторых, создает проблемы.
– Я вас понимаю. Спасибо за помощь.
– Я думаю, вы понимаете, что меня съедает любопытство. Что случилось?
– Думаю, что вы скоро об этом узнаете. Но сейчас я, к сожалению, ничего не могу сказать.
Валландер с силой вдавил трубку в рычаг. Смутная мысль мало-помалу обретала четкие очертания. Что там сказал Перссон? Ларстама иногда просили присмотреть за домом на время отсутствия хозяев. Маловероятно. Но проверить стоит.
– Квартира Сведберга так и стоит пустая? – спросил он.
– Ильва Бринк на похоронах сказала, что она даже не начинала разбирать его вещи, – ответил Мартинссон.
Валландер вспомнил про ключи, лежащие в ящике его письменного стола.
– Ханссон, – сказал он, – возьми с собой кого-нибудь и поезжайте на квартиру к Сведбергу. Будьте внимательны – не появится ли у вас чувство, что там кто-то побывал.
– И все?
– Нет, не все. Ключи лежат в верхнем ящике моего письменного стола.
Ханссон и один из полицейских из Мальмё ушли. Было без трех девять. Анн-Бритт Хёглунд сидела на телефоне, разыскивая родителей Ларстама, Мартинссон засел за компьютер – проверять полицейские базы данных, а Валландер направился в туалет. Он помочился, стараясь не смотреть в зеркало. Когда он вернулся, кто-то протянул ему картонную коробку с бутербродами, но он отрицательно помотал головой. Вернулась Анн-Бритт.