Валландер, сам того не желая, говорил с миссионерской интонацией. Словно бы убеждал неверных принять единственно правильное учение. Но себя убедить ему не удавалось. Он не знал, куда двигаться. Оставалась одна-единственная непроверенная версия.
– Иса Эденгрен, – сказал он. – Почему Ларстам использовал ее имя? Случайно? Или за этим что-то стоит?
– Ису хоронят послезавтра, – сказал Мартинссон.
– Пусть позвонят ее родителям, чтобы кто-нибудь из них приехал. Я хочу разобраться в этой истории с лодочной стоянкой.
Он встал.
– Мне нужно двадцать минут – съезжу домой сменить сорочку.
Вошла Эбба с грудой картонных коробок с бутербродами.
– Если ты дашь мне ключи, я могу съездить, – сказала она. – Мне это не трудно.
Валландер поблагодарил и отказался. В дверях его остановил телефонный звонок. Трубку взяла Анн-Бритт и тут же сделала Валландеру знак, чтобы он задержался.
– Это из полиции в Людвике. Там живет одна из сестер Ларстама.
– Я посылал циркуляр, – сказал Мартинссон. – Значит, сработало.
Валландер решил, что ему следует остаться. Он поискал глазами Эббу, но она уже ушла. Мартинссон взял у Анн-Бритт телефон. Валландер присел к углу стола и стал разглядывать кофейное пятно на рубашке. Анн-Бритт подошла к другому телефону, позвонила родителям Исы Эденгрен и тут же положила трубку – занято. В ту же секунду положил трубку и Мартинссон.
– Берит Ларстам, сорок семь лет, – сказал он. – Она социопсихолог, сейчас без работы. Живет в Фредриксберге. Где это?
– Кража оружия, – сказал Валландер. – Значит, он ездил в гости к сестре.
Мартинссон помахал бумажкой, на которой был записан телефон, и начал набирать номер. На какую-то секунду Валландер почувствовал себя лишним. Он пошел в приемную, чтобы дать Эббе ключ от квартиры, но ее там не было. Наверное, вышла в туалет. Он вернулся в комнату для совещаний. Анн-Бритт, нахмурясь, слушала, прижав к уху трубку телефона. Турнберга не было. Валландер принялся ходить взад-вперед, потом нашел занятие – собрал использованные бумажные стаканчики и выкинул их в мусорную корзину. Анн-Бритт положила трубку и выругалась.
– Папаша обещал приехать, – сказала она. – Наглый господин, все время повторяет, что терпеть не может полицейских.
– Из каких соображений?
– Прочел мне целую лекцию, что мы никуда не годимся. Я чуть его не облаяла.
– И надо было.
Тем временем Мартинссон закончил говорить по телефону.
– Оке Ларстам навещает сестру раз в три года, – сообщил он. – Такое впечатление, что у них не особо теплые отношения.
Валландер ошарашенно уставился на Мартинссона:
– И все?
– Что значит – все?
– Ты, разумеется, больше ни о чем ее не спросил?
– Конечно, спросил. Она сейчас перезвонит – ей нужно закончить что-то очень срочное.
Валландер упрекнул себя за издевательский тон, поднялся и опять пошел в приемную. На этот раз Эбба была на месте.
– Все-таки приходится тебя просить, – сказал он, передавая ей связку ключей. – В шкафу лежит чистая сорочка. Одна-единственная. Не вздумай взять сорочку из корзины для грязного белья.
– Я уже как-то ездила к тебе с тем же поручением, – улыбнулась она, – не оплошаю и теперь.
– Тебя кто-нибудь отвезет?
– Ты забыл, что у меня есть мой старенький PV? [11]
Он тоже улыбнулся. Постоял немного, глядя ей вслед. Опять с горечью подумал, что Эбба за последние годы очень постарела.
Вернувшись, он первым делом извинился перед Мартинссоном за бестактность.
Они опять засели за работу. Было уже десять минут третьего.
Аксель Эденгрен появился еще до того, как вернулась Эбба. Валландер недоумевал, куда она пропала. Скорее всего, не может найти сорочку в шкафу. Он представил себе содержимое гардероба и мысленно согласился, что это не так легко. Он вышел в приемную встретить Эденгрена с неприятным чувством, и не столько из-за залитой кофе сорочки, сколько из-за того, что не мог понять, как можно относиться к собственной дочери так, как Эденгрен. В то же время ему было интересно, что это за тип. Он мысленно поздравил себя – нарисованный им портрет почти до мелочей совпадал с обликом Акселя Эденгрена. Рослый здоровенный мужик, Валландер подумал, что никогда таких здоровенных и не встречал. Стриженные бобриком волосы, пронзительные глаза. В нем и в самом деле было что-то отталкивающее. Даже рукопожатие было каким-то враждебным. Валландер решил допросить его в своем кабинете. Они шли по коридору, и у Валландера было ощущение, что по его следу идет разъяренный буйвол, в любую минуту готовый всадить в него рога. Валландер указал на стул для посетителей. Эденгрен тяжело сел, и стул жалобно скрипнул. Эденгрен, кажется, этого не заметил и начал говорить еще до того, как Валландер тоже уселся на свое место.
– Значит, это вы нашли мою дочь, – сказал. – А что вы делали на Бернсё?
– Мы ровесники, – сказал Валландер, – так что вполне можем обращаться друг к другу на «ты».
– Я предпочитаю «вы», – неожиданно резко ответил Эденгрен. – Во всяком случае, с незнакомыми людьми. Итак, что вы делали на Бернсё?
Валландер прикидывал, сердиться ему или пока не надо. Агрессивность этого тяжеловеса раздражала, но хватит ли сил ему противостоять?
– У меня были причины считать, что Иса находится там. Что и подтвердилось.
– Мне описывали в деталях все, что там произошло. Для меня по-прежнему является загадкой, как вы могли это допустить.
– Никто ничего не допускал. Будь у меня хоть малейшая возможность повлиять на события, можете не сомневаться, я бы это сделал. Как, надеюсь, и вы… Не только по отношению к Исе, но и к Йоргену тоже.
Эденгрен вздрогнул, услышав имя покойного сына. Он словно наткнулся на невидимое препятствие. Валландер воспользовался этим, чтобы направить разговор в нужное ему русло.
– Сейчас время не позволяет нам обсуждать, что произошло и почему. Хочу только сказать, что я разделяю ваше горе. Я встречался с Исой несколько раз. Она была очень хорошей девушкой.
Эденгрен опять собирался что-то сказать, но Валландер ему не дал.
– Речь идет об аренде лодочной стоянки в Истаде, – сказал он. – Контракт подписан вашей дочерью.
Эденгрен подозрительно уставился на Валландера.
– Это ложь, – сказал он.
– Это чистая правда.