— Я уже посмотрел в книге посетителей. Похоже, это было много лет тому назад.
Когда они вернулись в зал, фермер продолжал громогласно ругать новые порядки. Теперь он возмущался низкими ценами на зерно.
— Все данные у меня в кабинете, — сказал клерк.
Курт Валландер сел с ним рядом и просмотрел два длинных листа компьютерных распечаток. Всего у Юханнеса Лёвгрена оказалось четыре счета, два из них — совместные с Марией Лёвгрен. В сумме на них находилось девяносто тысяч крон. Никаких операций с этими счетами давно не производилось, была лишь указана сумма начисленных на днях процентов. Третий счет был еще с тех времен, когда Лёвгрен активно занимался фермерством; там числилось 132 кроны 97 эре.
Оставался последний счет. На нем лежало около миллиона крон.
Мария Лёвгрен в качестве сораспорядителя счета не указывалась. Первого января на счет были начислены проценты в размере 90 тысяч крон. Четвертого января Лёвгрен снял со счета 27 тысяч крон.
Курт Валландер поглядел на собеседника.
— На сколько лет назад мы можем проследить этот счет?
— В принципе на десять. Но это потребует времени. Надо посмотреть по нашим компьютерам.
— Начните с прошлого года. Меня интересуют движение средств за 1989 год.
Клерк вышел из кабинета. Валландер продолжал просматривать лежащие на столе бумаги. Оказалось, помимо миллионного счета у Лёвгрена еще семьсот тысяч было вложено в различные инвестиционные фонды, которыми управлял банк.
Ларс Хердин не соврал, подумал он.
А Нюстрём еще уверял, будто денег у них не было. Как мало мы знаем даже о соседях.
Не прошло и пяти минут как клерк вернулся. Он протянул Валландеру новую распечатку.
В 1989 году Лёвгрен снял со счета в общей сложности 78 тысяч крон наличными в январе, июле и сентябре.
— Я могу взять эту выписку? — спросил Валландер.
Клерк кивнул.
— И еще я бы хотел поговорить с кассиршей, которая последний раз обслуживала Лёвгрена.
— Бритта-Лена Будэн, — уточнил сотрудник банка. — Сейчас я ее приведу.
В комнату вошла очень молодая девушка. Не старше двадцати, подумал Курт Валландер.
— Она в курсе, — сообщил клерк.
Валландер кивнул и поздоровался.
— Ну, рассказывайте.
— Денег было много, — сказала девушка. — А то бы я не запомнила.
— Он не выглядел озабоченным? Не нервничал?
— Насколько я помню, нет.
— В каких купюрах ему нужны были деньги?
— Он просил в тысячных.
— Только в тысячных?
— И еще несколько по пятьсот.
— Куда он убрал деньги?
У девушки была замечательная память.
— В коричневый портфель. Такой, знаете, старинный портфель, с ремешком.
— Вы бы узнали этот портфель, если увидели?
— Думаю, что да. Ручка была драная.
— Как это — драная?
— Кожа вся полопалась.
Курт Валландер снова кивнул. Ну и память!
— Можете еще что-нибудь вспомнить?
— Он взял деньги и ушел.
— Он был один?
— Да.
— А вы не видели, его никто не ждал на улице?
— Этого из кассы не видно.
— Не помните, в котором часу это было?
Девушка на секунду задумалась.
— Сразу после этого я пошла на обед. Значит, около двенадцати.
— Спасибо, вы нам очень помогли. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните.
Валландер поднялся, вышел в кассовый зал и огляделся. Девушка права — с места кассирши улицы не видно.
Тугоухий фермер ушел, и в банке теперь были другие клиенты. Какие-то иностранцы обменивали валюту.
Валландер вышел. Отделение Хандельсбанка было совсем рядом. Его сотрудник оказался куда приветливей. Он сразу проводил Валландера в хранилище. Открыв металлический ящик, Курт чуть не плюнул от разочарования: там вообще ничего не было.
И здесь тоже никто, кроме Юханнеса Лёвгрена, не имел доступа к ячейке, которую тот завел еще в 1962 году.
— Когда он пользовался ячейкой в последний раз? — спросил Валландер.
И вздрогнул, услышав ответ.
— Четвертого января, — сказал сотрудник банка, посмотрев в книгу. — Если точно, в тринадцать пятнадцать. Он пробыл тут двадцать минут.
Опрос персонала ничего не дал. Никто не помнил, было ли у него что-нибудь в руках, когда он вышел из банка. На его портфель тоже никто не обратил внимания.
Кассирша из Фёренингсбанка, подумал он, вот это память. Посадить бы таких в каждом банковском отделении.
Борясь с ветром, он добежал до кондитерской Фридольфа, где выпил кофе с коричной булочкой.
Интересно бы узнать, что делал Юханнес Лёвгрен между двенадцатью и четвертью второго, размышлял он. Между двумя визитами в банки? И как он добрался до Истада? И назад… Машины у него не было.
Он стряхнул крошки со стола и достал блокнот. Через полчаса был готов список вопросов, требующих немедленного ответа.
По дороге к машине он купил пару носков в магазине мужской одежды. Цена удивила его, но он покорно заплатил. Раньше одежду ему покупала Мона. Он попытался вспомнить, когда в последний раз покупал себе носки.
Когда он вернулся, под один из дворников была засунута штрафная квитанция за неправильную парковку.
Если не заплачу, против меня возбудят судебное дело, подумал он.
Хорош я буду в зале суда с Аннет Бролин в качестве обвинителя!
Он бросил квитанцию в бардачок и еще раз подумал, до чего красива Аннет Бролин. Красива и привлекательна… Он мысленно попрекнул себя съеденной булочкой с корицей. Зачем он ее ел? В детстве коричные булочки были вкуснее.
В три часа позвонил Тумас Неслунд. К этому времени Валландер решил для себя, что поездка в Кристианстад подождет до завтра.
— Я промок до нитки, — сказал Тумас. — Пришлось месить глину по всему Фюледалену.
— Вытяни из него все, что сможешь, — сказал Курт Валландер. — Нажми как следует. Мы должны знать все, что знает он.
— Задержать его?
— Проводи его домой. Может быть, на собственной кухне он станет разговорчивее.
Пресс-конференция началась в четыре. Валландер спросил про Рюдберга, но никто не знал, где он.
Журналистов набился полный зал. Курт Валландер заметил, что девушка с местного радио тоже здесь, и сразу решил, что расспросит ее поподробнее о Линде.