Валландер позвонил в справочную и выяснил, что разница во времени девять часов. Значит, в Сан-Диего только шесть утра, поэтому со звонком Аткинсу лучше часок-другой повременить. Он позвонил Линде. Та уже успела связаться с Хансом и имела с ним долгий подробный разговор.
— Приезжай, — сказала она. — Я сижу дома, Клара спит в коляске.
— Клара?
Линда рассмеялась его удивлению.
— Мы вчера решили. Назовем ее Кларой. То есть уже назвали.
— Как мою маму? Твою бабушку?
— Я не знала ее, как тебе известно. Не обижайся, но в первую очередь это просто красивое имя. Подходит к обеим фамилиям. Клара Валландер или Клара фон Энке.
— А какая у нее будет фамилия?
— Пока что Валландер. А потом пусть сама решит. Так ты приедешь? Угощу чашкой кофе, устроим импровизированную пирушку в честь крестин.
— Вы собираетесь ее крестить? По-настоящему?
Линда не ответила. И Валландеру хватило ума не повторять вопрос.
Пятнадцать минут спустя он затормозил у их дома. Красивый сад пестрел яркими красками. Валландер подумал о своем запущенном саде, за которым практически совершенно не ухаживал. Когда жил на Мариягатан, он всегда иначе представлял себе свою загородную жизнь, думал, что будет елозить на карачках, вдыхая ароматы земли, и полоть сорняки.
Клара спала в коляске под сенью груши. Валландер смотрел на детское личико под сеткой от комаров.
— Клара — красивое имя, — сказал он. — Кстати, как вы на него набрели?
— В газете увидели. Некая Клара отличилась на большом пожаре в Эстерсунде. И мы почти сразу же приняли решение.
Обсуждая случившееся, они гуляли по саду. Исчезновение Луизы стало для Линды и Ханса такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Ничто не предвещало, ничто не указывало на то, что Луиза вынашивает план, который теперь осуществила.
— Можно ли представить себе еще одно преступление? — сказал Валландер. — Если исходить из того, что с Хоканом случилась беда?
— Кто-то хочет убрать их обоих, — проговорила Линда, — но каков мотив?
— В том-то и загвоздка, — сказал Валландер, любуясь кустом пламенно-красных роз. — Может, у них есть общий секрет, никому из нас не известный?
Некоторое время оба шли молча, Линда обдумывала его вопрос.
— О людях мало что знаешь, — наконец сказала она, когда они вернулись на фасадную сторону и она, приподняв сетку, заглянула в коляску.
Клара спала, вцепившись ручками в одеяльце.
— В каком-то смысле, пожалуй, можно сказать, что об этих двоих мне известно не намного больше, чем об этой крохе, — продолжала Линда.
— Луиза и Хокан казались тебе загадочными?
— Вовсе нет. Напротив! Со мной они были открытыми и доступными.
— Иные люди умеют прокладывать обманные следы, — задумчиво проговорил Валландер. — Доступность и открытость могут оказаться этаким незримым замком, запирающим реальность, которую они отнюдь не намерены раскрывать.
Они выпили в саду кофе, потом Валландер, глянув на часы, сообразил, что пора звонить Аткинсу. Вернулся в Управление и из кабинета набрал нужный номер. После четырех гудков Аткинс ответил громовым голосом, будто приготовился услышать приказ. Валландер рассказал, что произошло. Когда он закончил, в трубке так долго царило молчание, что он заподозрил обрыв связи. Однако голос Аткинса загремел снова:
— Быть такого не может!
— Тем не менее она пропала, вероятно, в понедельник или во вторник.
Валландер понял, что Аткинс очень взволнован. В трубке слышалось его тяжелое дыхание. На вопрос, когда Аткинс последний раз говорил с Луизой, тот ответил не сразу:
— В пятницу, во второй половине дня. Ее вторая половина, мое утро.
— Кто звонил?
— Она.
Валландер наморщил лоб. Он ожидал другого ответа.
— И по какому поводу?
— Хотела поздравить мою жену с днем рождения. Мы с женой удивились. У нас нет привычки отмечать дни рождения.
— Может, была и другая причина для звонка?
— Нам показалось, ее мучило одиночество и она просто хотела с кем-нибудь поговорить. Вполне понятно.
— Подумайте хорошенько. Возможно, в ее словах было что-то, что теперь можно связать с фактом исчезновения?
Валландер злился на свой скверный английский. Но Аткинс понял, к чему он клонит, и после некоторого раздумья ответил:
— Да нет, ничего. Она говорила как всегда.
— Но что-то ведь должно быть, — сказал Валландер. — Сначала исчезает он, потом она.
— Как в стишке о десяти негритятах, — сказал Аткинс. — Они исчезают один за другим. Половина семьи уже пропала, осталось только двое детей.
Валландер вздрогнул. Он не ослышался?
— Исчезнуть может все-таки только еще один, — осторожно заметил он, — ведь Линда, полагаю, не в счет?
— Не надо забывать о сестре, — сказал Аткинс.
— О сестре? У Ханса есть сестра?
— Конечно. Ее зовут Сигне. Не знаю, правильно ли я произношу имя. Могу назвать по буквам. Она жила не дома. Не знаю почему. Без нужды не стоит копаться в чужой жизни. Я никогда ее не видел. Но Хокан говорил, что у него есть дочь.
Валландер был слишком ошеломлен, чтобы задавать мало-мальски разумные вопросы, и потому закончил разговор. Подошел к окну, устремил взгляд на водонапорную башню. Сестра по имени Сигне. Почему никто о ней не рассказывал?
Этим вечером Валландер, сидя за кухонным столом, просмотрел все свои записи начиная с того дня, когда пропал Хокан фон Энке. Но не нашел ни единого намека насчет дочери. Сигне не существовала. Ее словно никогда не было.
Валландер был вне себя. И потому вопреки обыкновению пошел в лобовую атаку. Ему казалось, что семья, где двое пропали, а третий обнаружился, обманула его. Он словно стал мишенью обычной в высшем обществе лживости, ну как же, семейные секреты, которые любой ценой необходимо утаить от предположительно незаинтересованного окружения. После разговора с Аткинсом и долгого вечера, когда вернулся вспять и опять, с какой-то лихорадочной злостью, перебрал все случившееся и сказанное начиная с семидесятипятилетнего юбилея Хокана фон Энке, он забылся тяжелым сном, а утром, сразу после семи, позвонил Линде. Надеялся застать Ханса, но как раз в этот день он уехал уже около шести.
— Что он делает в такую рань? — раздраженно спросил Валландер. — Банки, поди, закрыты, и акции никто не покупает и не продает.
— Как насчет Японии? — заметила Линда. — Или Новой Зеландии? Экономика никогда не спит. На азиатских биржах большие подвижки. Он часто уезжает так рано. А вот ты обычно в семь утра не названиваешь. Не сердись на меня. Что-то случилось?