– Его брат был министром юстиции. Его убили несколько лет назад в Сконе.
– Вот оно что! Да-да, ты прав, я припоминаю. А что там произошло?
– Какой-то мальчишка. Насколько я помню из газет, он потом покончил с собой.
Олауссон задумчиво кивнул.
– А что случилось? – спросил Стефан.
– По-видимому, ночью кто-то взломал квартиру Веттерстеда в Кальмаре. И один из соседей утверждает, что ты там был днем. Его описание сходится с тем, что дал Веттерстед.
– Конечно, я там был. Я искал Веттерстеда. Вышел какой-то старик и объяснил, где его искать – на даче на Эланде.
Олауссон положил бумаги:
– Я так и думал.
– Что ты так и думал?
– Что есть объяснение.
Стефан сделал вид, что удивился:
– Какое объяснение? Кто-то считает, что это я взломал квартиру? Я же нашел его на Эланде!
– Это всего-навсего вопрос. Только и всего.
Стефан решил не выпускать инициативы. Иначе все будет выглядеть подозрительно.
– Это все?
– В основном.
– Меня в чем-то подозревают?
– Вовсе нет. Значит, ты искал Веттерстеда, а его не было дома?
– Я думал, что звонок не работает, и крепко постучал в дверь. Вероятно, не помню точно, у меня мелькнула мысль, что он вполне может быть глуховат – ему же далеко за восемьдесят. Сосед услышал стук.
– И ты поехал к нему на Эланд?
– Ну да.
– А оттуда домой?
– Не сразу. Я просидел несколько часов в библиотеке. Потом останавливался под Ёнчёпингом – поспать.
Олауссон кивнул.
– Послушай, – сказал Стефан, – будь у меня планы вернуться и взломать квартиру Веттерстеда, ей-богу, я не стал бы днем барабанить в его дверь и привлекать внимание всех соседей.
– Ну разумеется.
Голос Олауссона прозвучал примирительно. Стефан почувствовал, что ему удалось направить разговор в нужное русло. И все равно ему было тревожно. Кто-то мог видеть его машину. И эта дверь в подъезде, хлопнувшая как раз в тот момент, когда он выходил из квартиры.
– Никто, конечно, и не думает, что это ты вломился в квартиру. Но надо ответить на их вопросы как можно быстрее.
– Я и ответил.
– А ты ничего не заметил, что могло бы им помочь?
– Что я должен был заметить?
Олауссон коротко рассмеялся:
– Мне откуда знать?
– А мне?
Стефан понял, что Олауссон ему верит. Он соврал так легко и ловко, что сам себе удивился. Он подумал, что самое время перевести разговор.
– Надеюсь, воры ничего особо ценного не взяли.
Олауссон вновь взял один из факсов.
– Они утверждают, что воры вообще ничего не взяли. И это довольно странно, если учесть, что Веттерстед утверждает, что в квартире много дорогих вещей, прежде всего предметов искусства.
– Наркоманы плохо разбираются в ценах на живопись. Откуда им знать, какие именно полотна пользуются спросом у скупщиков краденого и коллекционеров.
Олауссон продолжал читать факс.
– Там были кое-какие драгоценности и даже наличные. Нормальные воры обычно интересуются такими вещами. Но все на месте.
– Может быть, их кто-то спугнул?
– Если их было несколько. Но все указывает на то, что это был один человек, причем профессионал. Не случайный взломщик-любитель.
Олауссон откинулся на стуле:
– Я звоню в Кальмар и говорю, что расспросил тебя. Скажу, что ты не заметил ничего такого, что могло бы им помочь.
– У меня, понятно, нет доказательств, что ночью меня уже не было в городе.
– А почему ты должен что-то доказывать?
Олауссон поднялся и немного приоткрыл окно. Стефан только сейчас заметил, что в комнате довольно душно.
– Во всем здании духота, – пожаловался Олауссон. – Что-то с вентиляцией. Аллергики маются. В предварилке у всех болит голова. Но никто ничего не делает – как всегда, нет денег.
Он снова сел. Стефан заметил, что Олауссон поправился – живот выпирал над брючным ремнем.
– Я никогда не был в Кальмаре, – сказал Олауссон. – И на Эланде не был. Говорят, там очень красиво.
– Если бы ты мне не позвонил, я бы нашел тебя сам. Я же не просто так искал Веттерстеда. Это имеет отношение к делу Герберта Молина.
– Каким образом?
– Герберт Молин был убежденным нацистом.
Олауссон смотрел на него с удивлением:
– Нацистом?
– В молодости, еще до того, как поступить в полицию, он пошел добровольцем воевать за Гитлера. Воевал до самого конца войны. И тогда и позже он никогда не изменял своим взглядам. Веттерстед знал его в молодости, и они поддерживали контакты до самого конца. Должен сказать, что Веттерстед – крайне неприятный тип.
– И ты поехал в Кальмар, чтобы поговорить с ним о Герберте?
– А это запрещено?
– Нет, конечно. Но я порядком удивлен.
– А ты что-нибудь знал о прошлом Герберта Молина? О его взглядах?
– Ровным счетом ничего. Это как гром среди ясного неба.
Олауссон нагнулся к нему:
– Это как-то связано с убийством?
– Очень может быть.
– А второй убитый? Скрипач?
– Ясной связи не видно. По крайней мере, не было видно, когда я оттуда уезжал. Но Молин переехал туда потому, что там живет женщина, тоже, кстати, нацистка со стажем. Она помогла ему купить дом. Ее зовут Эльза Берггрен.
Олауссон покачал головой. Имя ему ничего не говорило. Стефан подумал, что история с Кальмаром закончена. Если у Олауссона и были какие-то подозрения, что он замешан во взломе, сейчас он их отмел.
– Все это звучит очень странно.
– Согласен. Но сомнений нет – человек, много лет работавший в буросской полиции, был нацистом.
– Какие бы у него ни были взгляды, полицейским он был неплохим.
Олауссон поднялся, показывая, что разговор окончен. Он проводил Стефана до лифта.
– Могу я спросить, как ты себя чувствуешь?
– Девятнадцатого мне опять в больницу. Потом поглядим.
Подошел лифт.
– Я позвоню в Кальмар, – сказал Олауссон.
Стефан шагнул в кабину.