Я Жу похолодел. Он все понял:
— Еще один козел отпущения? Еще одного богатого человека нужно свалить, чтобы продемонстрировать: мы не просто намекаем, что терпение иссякло, мы разворачиваем широкую кампанию. Да?
Госпожа Шэнь кивнула. Я Жу отодвинулся глубже в тень.
— Есть еще что-нибудь?
— Нет.
— Тогда можете идти.
Госпожа Шэнь ушла. Я Жу не шевелился. Больше всего ему хотелось сейчас бежать из конторы, но он заставил себя думать.
Принимая трудное решение убить Хун во время африканской поездки, он был уверен, что сестра по-прежнему относится к нему лояльно. Конечно, они смотрели на вещи по-разному и часто спорили с глазу на глаз. Вот в этой комнате в день его рождения она обвинила его во взяточничестве.
Именно тогда он понял, что рано или поздно Хун станет для него чересчур большой опасностью. Но лишь сейчас осознал, что удар следовало нанести раньше. Хун успела предать его.
Я Жу медленно покачал головой. Впервые ему вдруг подумалось, что Хун была готова поступить с ним точно так же, как он поступил с нею. Сама она, понятно, не взялась бы за оружие. Она намеревалась действовать через законы страны. Но если бы Я Жу приговорили к смерти, она была бы среди тех, кто счел бы приговор справедливым.
Я Жу вспомнил своего друга Лай Чансина, которому несколько лет назад пришлось спешно бежать за границу, когда полиция однажды утром нагрянула с обысками на все его предприятия. Он сумел вместе с семьей убраться из страны лишь благодаря тому, что всегда держал готовым к вылету собственный самолет. Лай отправился в Канаду, с которой у Китая нет соглашения об экстрадиции. Сын бедного крестьянина, Лай сделал головокружительную карьеру, когда Дэн отпустил рынок на свободу. Начал с рытья колодцев, но затем занялся контрабандой и все свои доходы вложил в предприятия, которые за считаные годы обеспечили его огромным состоянием. Я Жу как-то раз навестил его в Красном Тереме — усадьбе, выстроенной им в родном Сямыне, где он много сделал и для развития социальной сферы, построив дома престарелых и школы. Я Жу еще тогда обратил внимание, что Лай Чансин ведет откровенно роскошную жизнь, и предостерег, что однажды это может стать причиной падения. Тем вечером они говорили о зависти к новым капиталистам, к «второй династии», как иронически называл их Лай Чансин, правда лишь наедине с людьми, которым доверял.
Словом, Я Жу не удивился, когда гигантский карточный домик рухнул и Лаю пришлось бежать. Позднее многие из замешанных в его аферах были казнены. Сотни других угодили в тюрьму. А в бедных кварталах Сямыня жила память о щедром богаче. О человеке, который давал таксистам на чай целые состояния или без всякого повода делал подарки обнищавшей голытьбе, даже не зная их имен. Я Жу знал, что сейчас Лай пишет мемуары, и многие крупные китайские чиновники и политики боятся их как огня. Лаю много чего известно, а в Канаде никакая цензура его не достанет.
Сам Я Жу, однако, бежать из страны не собирался. Не держал на пекинских аэродромах самолет, готовый к старту.
И еще одна мысль потихоньку грызла его. Ма Ли, подруга Хун, тоже была с ними в Африке. Я Жу знал, что несколько раз они подолгу разговаривали. К тому же Хун всегда любила писать письма.
Может быть, Ма Ли привезла с собой послание от Хун? Которое затем переправила другим лицам, а те в свою очередь информировали госбезопасность? Этого он не знает. Но постарается выяснить, причем не откладывая.
Три дня спустя, когда в Пекине бушевала одна из зимних песчаных бурь, Я Жу наведался в контору Ма Ли неподалеку от парка Солнечного Бога — Жидань Гунъюань. Ма Ли работала в экономико-аналитическом отделе, занимая там недостаточно высокий пост, чтобы создавать ему проблемы. С помощью своего персонала госпожа Шэнь прозондировала ее окружение, не обнаружив связующих звеньев с высшим руководством государства и партии. Ма Ли имела двоих детей. Нынешний ее муж — мелкий бюрократ. Поскольку первый ее муж погиб в 1970-х годах во время войны с вьетнамцами, никто не возражал, когда Ма Ли вышла замуж вторично и родила еще одного ребенка. Сейчас дети жили собственной жизнью, старшая дочь была начальником канцелярии в Медицинской академии, сын работал хирургом в одной из шанхайских больниц. У них тоже не нашлось связей, опасных для Я Жу. Зато он отметил, что Ма Ли много времени посвящает двум своим внукам.
Госпожа Шэнь договорилась, когда Ма Ли сможет принять Я Жу. Причину она не назвала, сказала только, что дело срочное и, по всей вероятности, связанное с поездкой в Африку. Это наверняка ее насторожило, думал Я Жу, сидя на заднем сиденье машины и глядя на проносящийся мимо городской пейзаж. Выехал он с запасом и выбрал кружной путь, мимо нескольких строек, где имел пай. Прежде всего это были новые олимпийские объекты. Вдобавок Я Жу заключил крупный контракт на снос одного из жилых кварталов, на месте которого пролягут магистральные шоссе к новым спортивным сооружениям. Я Жу рассчитывал на миллиардные прибыли от своих сделок, даже за вычетом откатов чиновникам и политикам, составляющих каждый месяц семизначные суммы.
Я Жу смотрел на город, который менялся буквально на глазах. Многие протестовали, сетуя, что Пекин слишком теряет самобытность. И Я Жу велел работающим на него журналистам писать об уничтоженных трущобах и капиталовложениях, которые в перспективе, когда Олимпийские игры уйдут в прошлое, создав в мире новый образ Китая, принесут пользу рядовым гражданам. Я Жу, обыкновенно предпочитавший держаться в тени, несколько раз уступил тщеславному соблазну и лично выступил в телепрограммах, посвященных преображению Пекина. И всегда непременно намекал на благотворительность и сохранение особенных столичных парков и зданий. По словам аналитиков СМИ, которым он тоже платил за услуги, репутация у него была хорошая, хоть он и принадлежал к богатейшей китайской элите.
И эту репутацию он намерен защищать. Любой ценой.
Машина затормозила у скромного здания, где работала Ма Ли. Она встретила его у входа.
— Ма Ли, — сказал Я Жу. — Смотрю сейчас на тебя, и мне кажется, наша поездка в Африку, завершившаяся так печально, успела отойти в далекое прошлое.
— Я каждый день думаю о Хун. Но Африка пусть исчезнет вдали. Я никогда больше туда не поеду.
— Ты наверняка знаешь, мы ежедневно подписываем все новые соглашения с многими африканскими странами. Наводим мосты, по которым будем идти вперед долгие годы.
За разговором они прошли по унылому коридору в кабинет Ма Ли, окна которого смотрели в садик, обнесенный высокой стеной. Посредине виднелся фонтан, зимой, разумеется, не работавший.
Ма Ли выключила свой телефон, подала чай. Я Жу слышал вдалеке чей-то смех.
— Поиски правды похожи на погоню одной улитки за другой, — задумчиво обронил Я Жу. — Улитка двигается медленно. Однако ж упрямо.
Я Жу посмотрел на Ма Ли в упор, она глаз не отвела.
— Ходят слухи, — продолжал он. — Обидные для меня. О моих предприятиях, о моем характере. Любопытно, откуда они берутся. Я невольно задаюсь вопросом: кто хочет мне навредить? Не обычные завистники, нет, кто-то другой, чьи мотивы мне непонятны.