Биргитта Руслин последовала за Хун. Двое мужчин все время держались позади. Пройдя по коридору в сторону лифтов, они остановились у приоткрытой двери. Биргитта Руслин поняла, что это небольшой конференц-зал. За овальным столом сидел пожилой китаец, курил сигарету. Он был в синем мундире с массой галунов. На столе лежала фуражка. Он встал и поклонился, одновременно указав на стул рядом. Хун отошла к окну.
Глаза у Чань Бина были красные, воспаленные, волосы редкие, зачесанные назад. Откуда-то возникло безотчетное ощущение, что этот человек очень опасен. Он жадно втягивал дым сигареты. В пепельнице уже лежали три окурка.
Хун сказала несколько слов. Чань Бин кивнул. Биргитта Руслин попыталась припомнить, встречался ли ей до сих пор кто-нибудь с таким количеством красных звезд на погонах.
— Мы, — хриплым голосом начал Чань Бин, — арестовали одного из двух напавших на вас преступников и просим опознать его.
Он говорил на ломаном английском, но достаточно понятно.
— Так ведь я ничего не видела!
— Человек всегда видит больше, чем ему кажется.
— Я вообще их не видела. На затылке глаз нет.
Чань Бин с непроницаемой миной посмотрел на нее.
— Вообще-то есть. В опасных, напряженных ситуациях можно видеть и затылком.
— Вероятно. В Китае. Но не в Швеции. Никогда в жизни мне не доводилось судить человека на том основании, что некто опознал его с помощью глаз на затылке.
— Есть и другие свидетели. Опознавать преступника будете не только вы. Есть и свидетели, которым предстоит опознать вас.
Биргитта Руслин умоляюще посмотрела на Хун, которая изучала какую-то точку у нее над головой.
— Я уезжаю домой, — сказала Биргитта. — Через два часа мы с подругой должны отправиться в аэропорт. Сумочку мне вернули. Помощь, оказанная китайской полицией, заслуживает всяческих похвал. Я даже подумываю напечатать статью в шведском юридическом журнале, рассказать о своих переживаниях и выразить благодарность. Только вот опознать преступника не сумею.
— Наша просьба о содействии едва ли так уж нелепа. По законам этой страны вы обязаны помогать полиции в расследовании тяжкого преступления.
— Но я должна лететь домой! Сколько это займет времени?
— Вряд ли больше суток.
— Нет. Это невозможно.
Биргитта не заметила, что Хун подошла ближе.
— Мы конечно же поможем вам перерегистрировать билеты, — сказала она.
Биргитта Руслин хлопнула ладонью по столу:
— Я улечу сегодня. Не желаю затягивать поездку еще на сутки.
— Чань Бин занимает в полиции высокое положение. Если он что-то говорит, значит, так надо. Он вправе задержать вас в стране.
— Тогда я требую дать мне возможность поговорить с посольством.
— Разумеется. — Хун положила перед ней мобильный и листок с номером телефона. — Посольство откроется через час.
— Почему я обязана в этом участвовать?
— Мы не хотим наказывать невиновного, как не хотим и отпускать на свободу преступника.
Биргитта Руслин пристально посмотрела на Хун Ци и поняла, что вынуждена остаться в Пекине как минимум еще на сутки. Они твердо решили задержать ее здесь. Хочешь не хочешь, придется смириться. Но никто не заставит ее опознать человека, которого она не видела.
— Мне нужно поговорить с подругой. И как быть с моим багажом?
— Номер останется за вами, — ответила Хун.
— Полагаю, это уже улажено. Когда было решено задержать меня? Вчера? Позавчера? Сегодня ночью?
Ответа Биргитта не получила. Чань Бин закурил очередную сигарету и что-то сказал Хун.
— Что он сказал? — спросила Биргитта.
— Что нам надо поспешить. Чань Бин — очень занятой человек.
— Кто он?
— Чань Бин — очень опытный следователь, — объяснила Хун, пока они шли по коридору. — Он расследует происшествия с такими, как вы, с гостями нашей страны.
— Он мне не нравится.
— Почему?
Биргитта Руслин резко остановилась:
— Раз уж мне придется задержаться, я требую, чтобы вы были со мной. В противном случае я не покину гостиницу, пока не откроется наше посольство и я не поговорю с ними.
— Я буду с вами.
Они вернулись в ресторан. Карин Виман как раз встала из-за стола. Биргитта объяснила, что произошло. Карин смотрела на нее с растущим изумлением:
— Почему ты ничего не рассказала мне? Тогда бы мы, понятно, учли, что, возможно, тебе придется здесь задержаться.
— Я же сказала: не хотела тебя тревожить. Да и себя тоже. Думала, все уже позади. Сумочку мне вернули. Однако придется остаться здесь до завтра.
— Это вправду необходимо?
— Полицейский, с которым я только что говорила, явно не из тех, кто меняет свои решения.
— Если хочешь, я тоже останусь.
— Поезжай. Я прилечу следом, завтра. Позвоню домой и сообщу, что произошло.
Карин по-прежнему колебалась. Биргитта проводила ее к выходу.
— Поезжай. Я останусь и во всем разберусь. Законы в этой стране явно таковы, что я не могу уехать, пока не помогу им.
— Но ведь ты говоришь, что не видела, кто на тебя напал?
— Именно об этом я им и твержу. Иди! Когда вернусь домой, мы повидаемся и посмотрим фотографии, сделанные на Стене.
Карин пошла к лифтам. А поскольку Биргитта захватила с собой в ресторан верхнюю одежду, можно было сразу же выехать.
Ее посадили в одну машину с Хун Ци и Чань Бином. Мотоциклы сопровождения с включенными сиренами прокладывали путь в густом потоке транспорта. Они миновали Тяньаньмынь, проехали по одной из широких центральных улиц, а затем свернули в ворота гаража, охраняемые полицейскими. Лифтом поднялись на четырнадцатый этаж и зашагали по коридору, где люди в форме провожали Биргитту пристальными взглядами. Теперь рядом с нею шел Чань Бин, а не Хун. Здесь главная не она, подумала Биргитта. Здесь все решает господин Чань Бин.
Они вошли в приемную большого офиса, сидевшие там полицейские вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Дверь закрылась — по-видимому, это был кабинет Чань Бина. На стене над письменным столом портрет председателя Собрания народных представителей. На столе — современный компьютер и несколько сотовых телефонов. Чань Бин предложил Биргитте Руслин кресло у стола. Она села. Хун осталась в приемной.
— Лао Сань, — произнес Чань Бин. — Так зовут человека, которого вам скоро предстоит увидеть и опознать среди девяти других.
— Сколько раз я должна повторять, что не видела тех, кто на меня напал?
— Тогда вы не можете знать и сколько их было — один, двое или еще больше.