Но в чем же Мао был прав? Ведь во многом он и ошибался. Глава первой коммунистической династии не всегда надлежащим образом подходил к своей современности и обращался с нею. Он был впереди, когда страна обрела свободу и первый долгий переход, переход через горы, сменился другим долгим переходом, по меньшей мере столь же долгим и трудным, по пути от феодализма к индустриальному обществу и коллективизированному крестьянскому обществу, где даже беднейший из беднейших имеет право на пару штанов, рубаху, пару обуви, а в особенности право на уважение и человеческое достоинство. Мечта о свободе, составлявшая духовное содержание борьбы за освобождение, — говорил Янь Ба, — заключала в себе право беднейшего из бедных иметь собственные мечты о лучшем будущем без риска, что какой-нибудь мерзкий латифундист отрубит ему голову. Теперь казни подвергнут их, их кровь окропит землю, а не как раньше, кровь нищих крестьян.
Но Мао ошибался, полагая, что Китай сможет совершить гигантский экономический скачок всего за несколько лет. Он утверждал, что чугуноплавильни должны стоять на таком расстоянии, чтобы одна сигналила другой дымом из трубы. Большой скачок, который должен был разом перебросить Китай в современность и в будущее, оказался огромной ошибкой. Вместо строительства крупной промышленности люди плавили в примитивных печах на заднем дворе старые кастрюли да вилки. Большой скачок потерпел неудачу, планка сорвалась, так как ее установили слишком высоко. Никто уже не может отрицать — пусть даже китайским историкам должно выказывать умеренность в суждениях об этом тяжелом периоде, — что миллионы людей умерли с голоду. В эту пору династия Мао на несколько лет приобрела сходство с давними императорскими династиями. Мао заперся в своих покоях в Запретном городе, он так и не признал, что большой скачок стал неудачей, никому не разрешалось говорить об этом. Но как знать, что Мао думал на самом деле. В писаниях Великого Кормчего всегда была область, блистающая своим отсутствием, он скрывал свои глубинные мысли, никто не знает, просыпался ли Мао в четыре утра, в самый одинокий час, и размышлял ли о том, что содеял. Лежал ли он без сна, видел ли тени голодных, умирающих людей, принесенных в жертву на алтарь мечты — мечты о большом скачке.
Фактически же Мао пошел в контрнаступление. В контрнаступление на что? — риторически вопросил Янь Ба и секунду-другую помедлил с ответом. — В контрнаступление на собственное поражение, на собственную ошибочную политику и опасность, что где-то в гуще теней назревает ропот и готовится дворцовый переворот. Великая культурная революция, призыв Мао «бомбить главный штаб», можно сказать, новые взрывные заряды, — все это была его реакция на то, что он видел вокруг себя. Мао мобилизовал молодежь, как всегда поступают в состоянии войны. Мао использовал молодежь точно так же, как Франция, Англия и Германия мобилизовали свою молодежь, послав ее на поля сражений Первой мировой войны, где она погибла вместе со своими мечтами, задохнувшимися в мокрой глине. О культурной революции не стоит долго рассуждать, она была второй ошибкой Мао, прямо-таки сугубо личной местью тем силам общества, что бросали ему вызов.
К тому времени Мао постарел. Вопрос о преемнике постоянно занимал первое место в его повестке дня. Когда затем выбранный им Линь Бяо [7] оказался предателем и разбился в самолете, спасаясь бегством в Москву, Мао начал терять контроль. Но до последнего дня призывал к бдительности тех, кто переживет его. Придут новые классовые бои, возникнут новые группы, жаждущие привилегий за счет других. По словам Мао, без конца повторяемым как мантра, «одно, как обычно, сменится другим, противоположным». Лишь глупец и простак, не желающий видеть очевидное, будет воображать, что грядущий путь Китая намечен раз и навсегда.
С тех пор как умер Мао, — сказал Янь Ба, — минуло уже тридцать лет. Оказывается, он был прав. Он предвидел бои, однако не мог точно их назвать. И даже не пытался, понимая, что это невозможно. История не в состоянии дать точного знания о будущем, скорее она лишь показывает, что наша способность подготовиться к переменам ограниченна.
Янь Ба заметил, что слушатели по-прежнему сосредоточивают все свое внимание на его словах. И, заканчивая историческое введение, знал, что дальше они будут слушать его с еще более напряженным вниманием. Многие наверняка догадываются, о чем пойдет речь. Ведь это умные люди, прекрасно отдающие себе отчет в великих вызовах и угрозах, таящихся в пределах Китая. Но лишь теперь решится, какой должна быть политика ввиду ожидающих страну драматических перемен.
Рядом с лампой на трибуне докладчика располагались неброские часы. Второй час своего выступления Янь Ба посвятил в первую очередь современной ситуации Китая и необходимым изменениям. Упомянул о растущей пропасти между людьми, которая становится угрозой развитию. Да, было необходимо усилить прибрежные регионы и крупные индустриальные центры, то есть главную опору экономического развития. После смерти Мао Дэн Сяопин правильно заключил, что есть лишь один путь — выйти из изоляции, открыть двери окружающему миру. Янь Ба процитировал знаменитую речь Дэна: «Наши двери сейчас распахиваются, и закрыть их будет уже невозможно». Будущее Китая можно строить только в сотрудничестве с окружающим миром. Зная, как хитро взаимодействуют капитализм и рыночные силы, Дэн был уверен, что Китай близок к моменту, когда плод созреет и настанет пора сорвать его, когда страна всерьез снова станет Срединной империей, великой державой в процессе становления, а еще через тридцать или сорок лет — ведущей мировой нацией, как политически, так и экономически. За последние двадцать лет развитие Китая не знало себе равных. Однажды Дэн сказал, что скачок от положения, когда у всех есть пара брюк, к ситуации, когда все могут выбирать, хочется ли им иметь еще пару, во многих отношениях куда больше первого. Те, кто понимал Дэнову манеру выражаться, знали, что в виду он имел простую вещь: не могут все разом получить вторую пару брюк. И при Мао это было невозможно, беднейшие крестьяне в самых отдаленных нищих деревнях получили их последними, когда горожане уже выбросили старую одежду. Дэн знал, что развитие не может одновременно идти повсюду, это противоречит экономическим законам. Некоторые станут богаты или по меньшей мере не так бедны, как другие. Развитие будет балансировать на канате, и необходимо, чтобы ни богатство, ни бедность не стали слишком велики, иначе коммунистическая партия и ее руководство, которые держали равновесие, рухнут в пропасть. Дэна уже нет. Однако то, чего он опасался и от чего предостерегал, — нарушение равновесия — могло вот-вот произойти.
Янь Ба подошел к тому разделу доклада, где будут преобладать два слова — «угроза» и «необходимость». Заговорил о существующих угрозах. Одна из них — ширящаяся пропасть между людьми в стране. Благосостояние обитателей прибрежных городов постоянно росло, тогда как бедные крестьяне жили не лучше прежнего. Хуже того, они замечали, что фактически уже не в состоянии прокормиться своим хозяйством. Единственный выход — уходить в города в надежде найти там работу. Пока что власти поощряли эту миграцию из деревень в города, на промышленные предприятия, в особенности такие, что выпускали продукцию для зарубежного рынка, будь то игрушки или одежда, Но что произойдет, когда эти промышленные города, эти кипучие стройплощадки, не смогут принять всех более не востребованных в сельском хозяйстве? Теперешняя возможность обернется грозной опасностью. За спиной тех, что уходили в города, стояли сотни миллионов других, дожидавшихся своей очереди навсегда уехать в город. Какие силы сумеют удержать их на месте, когда альтернатива окажется той же бедностью, жизнью, далекой от достатка, о котором они слышали и на долю которого претендовали? Как удержать от бунта сотни миллионов людей, которым нечего терять, кроме бедности? Мао говорил, что право на бунт есть всегда. Так почему же теперь будет ошибкой, если люди, такие же бедные, как и двадцать лет назад, восстанут?