Мугабе говорил долго, но хорошо. А ведь ему уже восемьдесят, думала Хун. Подобно многим другим африканским лидерам он долгие годы провел в тюрьме в тот затянувшийся период, когда колониальные державы верили, что сумеют отразить атаки на свое превосходство. Конечно, не секрет, что в Зимбабве процветает коррупция. Путь по-прежнему долог. Но считать Мугабе единственным виновником — упрощенчество. Истинное положение вещей куда сложнее.
Хун взглянула на Я Жу, он сидел у другого конца стола, ближе и к министру торговли, и к ораторской трибуне. Что-то набрасывал карандашом на странице блокнота. Еще ребенком он взял в привычку, размышляя или слушая, рисовать на бумаге фигурки, как правило чертиков, скачущих среди горящих костров. А ведь он слушает, и очень-очень внимательно, подумала Хун. Вбирает в себя каждое слово, взвешивает, что может обеспечить ему преимущество в будущих делах, каковые, собственно, и являются поводом поездки сюда.
Когда встреча закончилась и президент Мугабе покинул конференц-зал, все направились в соседнюю комнату, где были сервированы закуски. В дверях Хун столкнулась с Я Жу. Брат поджидал ее. Оба взяли по тарелочке с тарталетками. Я Жу пил вино, Хун предпочла стакан воды.
— С какой стати ты шлешь мне письма среди ночи?
— Меня вдруг охватило непреодолимое ощущение, что это очень важно. Я не мог ждать.
— Человек, постучавший в мою дверь, знал, что я не сплю, — сказала Хун. — Откуда он мог об этом знать?
Я Жу удивленно вскинул брови.
— Ведь стучат по-разному — когда в доме спят и когда бодрствуют.
Я Жу кивнул:
— Да, ума тебе не занимать, сестренка.
— Не забудь, я и в темноте вижу. Ночью я долго сидела на веранде. Лица мелькали в лунном свете.
— Так ведь нынешней ночью луны не было?
— Звезды шлют свет, который я способна усилить. Звездный свет становится лунным.
Я Жу задумчиво посмотрел на сестру:
— Ты меряешься со мной силами? Да?
— А ты нет?
— Нам нужно поговорить. В тишине. И в покое. Здесь происходят большие преобразования. Мы прибыли в Африку большой, но дружественной армадой. И теперь высаживаемся на берег.
— Сегодня я видела, как двое мужчин водрузили женщине на голову пятидесятикилограммовый мешок с цементом. И задам тебе очень простой вопрос. Какова цель нашей армады? Помочь женщине, облегчить ее груз? Или присоединиться к тем, кто водружает ей на голову мешки?
— Вопрос важный, и я готов его обсудить. Но не сейчас. Президент ждет.
— Не меня.
— Проведи вечер на веранде. Если я не постучу в твою дверь до полуночи, ложись спать. Я уже не приду.
Я Жу отставил бокал и с улыбкой ушел. Хун заметила, что за несколько минут разговора ее бросило в пот. Чей-то голос громко объявил, что автобус отправится через полчаса. Хун снова положила себе тарталеток, а покончив с едой, вышла к автобусу, ожидавшему у заднего фасада дворца. Было очень жарко, яростный жар солнца еще усиливался, отражаясь от белых стен дворца. Хун надела темные очки, достала из сумки белую шляпу и уже собралась подняться в автобус, как вдруг ее окликнули. Она обернулась:
— Ма Ли? Ты здесь?
— Да, вместо старика Цу. У него обнаружился какой-то тромб, и он не смог поехать. Послали меня. Вот почему в списке делегатов мое имя не значится.
— Сегодня утром я не видела тебя в автобусе.
— Мне сделали строгий выговор за то, что я нарушила протокол и села в машину. Теперь я на своем месте.
Хун схватила Ма Ли за обе руки. Вот кто ей нужен, вот с кем можно поговорить. Они подружились еще в годы учебы, после культурной революции. Хун хорошо помнила, как однажды рано утром нашла Ма Ли спящей в кресле в одной из университетских комнат отдыха. Когда Ма Ли проснулась, девушки разговорились.
Казалось, им с самого начала суждено было стать подругами. Хун до сих пор не забыла один из первых их разговоров. Ма Ли тогда сказала, что пора перестать «бомбить Генштаб». Призывая бойцов культурной революции «бомбить Генштаб», Мао имел в виду, что даже высшее руководство компартии не должно избежать необходимой критики. А Ма Ли добавила, что теперь пора «бомбить пустоту в моей голове, бороться с нехваткой знаний».
Ма Ли стала экономистом-аналитиком, была направлена на работу в министерство торговли и вошла в группу финансовых экспертов, которые круглые сутки следили за движением валюты в мире. Сама Хун попала в министерство внутренней безопасности советником министра, чтобы координировать позиции высшего военного руководства касательно внутренней и внешней безопасности, особенно безопасности политических лидеров. Хун была на свадьбе Ма Ли, но с тех пор, как у Ма Ли родились двое детей, подруги виделись урывками и нерегулярно.
И вот неожиданная встреча возле автобуса, у заднего фасада дворца президента Мугабе. Весь обратный путь от Хараре до гостевого поселка они говорили и не могли наговориться. Хун заметила, что Ма Ли не меньше ее рада встрече. Когда автобус затормозил у гостиницы, подруги решили прогуляться к реке, на обзорную террасу. Работа обеим предстояла только завтра: Ма Ли посетит экспериментальную ферму, а Хун ждет беседа с группой зимбабвийских военных в районе национального парка Виктория-Фолс.
Когда они шли к реке, кругом царил гнетущий зной. Вдали сверкали молнии и глухо рокотал гром. Зверей у реки не видно. Местность словно вдруг вымерла. Ма Ли тронула Хун за плечо, та вздрогнула от неожиданности.
— Ты видишь? — Ма Ли показывала на берег.
Хун всматривалась в густые приречные кусты, но ничего не видела.
— Вон там, за деревом, с которого слоны содрали кору, возле скалы, похожей на копье.
И Хун увидела. Хвост льва тихонько двигался, похлестывая по красной земле. Глаза и грива порой мелькали в листве.
— У тебя хорошее зрение, — сказала Хун.
— Я научилась наблюдательности. Иначе можно подставить себя под удар. Даже в городе или в конференц-зале много ловушек, в которые легко угодить, если не держишься начеку.
Молча, почти благоговейно они смотрели, как лев спустился к реке и начал лакать воду. Посреди реки виднелись головы бегемотов. Яркий зимородок, точь-в-точь как тот, что сидел на крыше веранды Хун, сел на перила со стрекозой в клюве.
— Тишина, — сказала Ма Ли. — Чем старше становлюсь, тем больше по ней тоскую. Может, это один из первых признаков старости? Никому не хочется умереть среди рева машин и радиоприемников. За прогресс мы платим тишиной. Может ли человек вообще жить без такой вот тишины?
— Верно, — согласилась Хун. — А как насчет незримых угроз нашей жизни? С ними-то что делать?
— Ты имеешь в виду загрязнения? Яды? Вирусы и болезнетворные микроорганизмы, которые постоянно мутируют, меняют облик?
— По данным Всемирной организации здравоохранения, Пекин сейчас — самый грязный город в мире. Недавние замеры показали сто сорок два микрограмма загрязнений на один кубометр воздуха. В Нью-Йорке соответствующий показатель — двадцать семь, в Париже — тридцать два. Мы ведь знаем, злой демон всегда проявляется в мелочах.