— Помощь не нужна? — спрашивает Джим, посматривая на охапку моих покупок.
— Нет, спасибо!
Вываливаю все добро на прилавок, Келли подсчитывает сумму,
— Хочешь чаю? — спрашивает она.
— Спасибо, в следующий раз, — из вежливости отказываюсь я. — Не хочу вам мешать.
— А ты никому и не мешаешь. До четырех часов, пока не подешевеет хлеб, сюда никто не заглянет. Заодно поможешь мне с французским.
— Ну хорошо, — с облегчением говорю я.
Постараюсь помочь, чем смогу.
Прошло три часа, а я все еще торчу в магазине. Выдула три чашки чаю, сгрызла полпакета шоколадного печенья и яблоко, прикупила сувениров для всех родных и знакомых — всяких там кружек в виде толстяка Тоби и подставок под горячее. Такие можно подарить кому угодно.
Еще я помогала Келли. Правда, с алгебры и французского словаря мы как-то быстро переключились на наряд для школьной дискотеки. Перелистали все журналы, какие только нашлись в магазине, я по-новому накрасила Келли — исключительно в порядке эксперимента. Один глаз получился вообще суперски — дымчатые тени и накладные ресницы, которые завалялись у меня в косметичке; да и второй тоже ничего — в стиле шестидесятых, с серебристыми тенями и модерновой белой тушью.
— Только матери в таком виде не показывайся, — предупреждает Джим, проходя мимо.
— Сюда бы еще мои заколки, — сокрушаюсь я, критически изучая Келли. — Соорудили бы тебе потрясный хвост.
— Ух, круто! — изумляется Келли, взглянув на себя в зеркало.
— Скулы у тебя просто бесподобные, — сообщаю я и слегка оттеняю их розовой пудрой.
— Здорово-то как! Бекки, ну почему ты не здесь живешь? Мы бы с тобой каждый день красились!
Волнение девчушки трогает меня до слез.
— Знаешь… — говорю я, — может, я когда-нибудь снова приеду. Если помирюсь с Джесс.
Но при мысли о Джесс меня снова начинает подташнивать. И чем дольше я жду, тем сильнее нервничаю.
— А мне так хотелось накрасить Джесс… — задумчиво добавляю я. — Но она отказалась наотрез.
— Значит, она дура, — заявляет Келли.
— Да нет. Просто… у нее другие вкусы.
— Джесс — колючка, — вставляет Джим, проходя мимо с бутылками вишневого лимонада. — Даже не верится, что вы с ней сестры. — Он ставит бутылки на прилавок и вытирает потный лоб. — Видно, все дело в воспитании. Джесс пришлось в жизни тяжко.
— Так вы знаете ее семью? — оживляюсь я.
— Ага, — кивает Джим, — немного, но знаю. Приходится иметь дело с отцом Джесс. Он владелец компании «Бертрам Фудс». Живет в Нейлбери, в пяти милях отсюда.
От жгучего любопытства мне даже не сидится на месте, Джесс ведь ни словом не обмолвилась о своей семье. И мои папа с мамой ничего не рассказывали.
— А… какие они? — Я старательно изображаю вежливый интерес. — Родные Джесс?
— Я же говорю: ей нелегко жилось. Мать умерла, когда Джесс было пятнадцать. Трудный возраст для девчонок.
— А я не знала! — Келли таращит глаза. — Ее отец… — Джим в задумчивости опирается на прилавок, — славный он человек. Порядочный. Редкостно удачливый. Создал «Бертрам Фудс» буквально с нуля, работал не покладая рук. Но его не назовешь… душевным. Джесс он воспитывал в строгости, как и ее братьев. Приучал детей к самостоятельности. Я помню Джесс еще школьницей. В старших классах она училась в Карлайле. Тамошняя школа известна на всю страну.
— Меня туда не приняли, — кривится Келли. — Не больно-то и хотелось.
— Умница она, Джесс. — Джим восхищенно качает головой. — В те годы ей каждое утро приходилось добираться до школы тремя автобусами. А я как раз проезжал мимо остановки. Как сейчас помню: раннее утро, туман, вокруг ни души, и Джесс мается на остановке с громадным портфелем. Хилая была, тощая, не то что сейчас.
Он делает паузу, но мне нечего сказать. Мне вспоминается, как мама с папой каждое утро возили меня в школу на машине. Хотя от дома до школы было рукой подать.
— Богатые они, наверное, — замечает Келли, роясь в моей косметичке. — Раз у них своя компания. В «Бертрам Фудс» мы закупаем замороженные пироги, — объясняет она мне. — И мороженое. Каталог у них толстенный!
— Да, они процветают, — кивает Джим. — Но Бертрамы всегда были прижимистыми. — Он вскрывает картонную коробку с растворимыми супами в стаканчиках и принимается выставлять их на полку. — Билл Бертрам часто. похвалялся тем, что его детишки сами зарабатывают свои карманные деньги… Даже на экскурсии с классом они не ездили — не на что было. Вот так.
— На экскурсии? — не верю я. — Да ведь всем известно: за школьные экскурсии платят родители!
— А Бертрам не платил. Хотел, чтобы его дети знали цену деньгам. По округе ходят слухи, будто бы сын Бертрама единственный из всей школы однажды не попал на рождественскую елку. Денег у него не было, а папаша платить за него отказался. Правда это или нет — не знаю. Но и такое могло случиться. — И он с притворной суровостью смотрит на Келли: — Так что ты настоящей жизни и не нюхала. Живешь припеваючи!
— Я помогаю по дому! — возмущается Келли. — И в магазине тоже!
Схватив с витрины со сладостями жвачку, она разворачивает ее, сует в рот, потом вываливает все содержимое косметички на прилавок и предлагает:
— А теперь я тебя накрашу, Бекки! Автозагар у тебя есть?
— Э-э… да, — рассеянно отзываюсь я. — Поищи.
'У меня из головы не выходит бледненькая худая Джесс, мерзнущая на автобусной остановке.
Джим складывает пустую коробку из-под супов, оборачивается и ободряюще кивает мне:
— Не волнуйся, детка. Рано или поздно вы с Джесс помиритесь.
— Хотелось бы верить, — кисло улыбаюсь я.
— Вы же сестры. Родня. А родных всегда тянет друг к другу. — Он смотрит в окно. — Гляди-ка! Что-то они сегодня рано.
У магазина уже переминаются в ожидании две женщины. Одна щурится, разглядывая выставленный на витрине хлеб, потом что-то говорит второй.
— А хлеб без скидки кто-нибудь покупает? — спрашиваю я.
— Из деревенских — никто, — отвечает Джим. — Только туристы. Но они здесь бывают нечасто. Разве что альпинисты опять полезут на пик Скалли, но какой это спрос. Ну, еще спасательные команды.
Я озадачена:
— Спасательные?
— Да, их вызывают, когда какой-нибудь кретин застрянет в горах. — Джим пожимает плечами и тянется за ценником, на котором указана скидка. — Ладно, что уж там. Я давно привык, что хлеб прибыли не приносит.
— Но свежий хлеб — это же такая вкусня-тина! — Я оглядываю ряды пышных булок, и вдруг мне становится жалко их — как девчонок, которых никто не приглашает танцевать. — Я куплю хлеб. За полную стоимость, — твердо добавляю я.