— Э-э… три?
Мгновение Джесс молча смотрит на меня, потом падает на колени и закрывает лицо руками.
— Слава богу! Слава богу!
Ее трясет. Что это с ней такое?
И вдруг ко мне разом возвращается память.
Боже мой. Поход. Гроза. Падение. Господи, я откуда-то свалилась. С горы, кажется.
Быстро приказываю себе не думать об этом, но неожиданно для себя вдруг начинаю плакать. Слезы льются по щекам прямо в уши.
Хватит. Перестань. Все уже позади. Ты на твердой земле. Ты в… хм, это еще вопрос. Честно говоря, понятия не имею, где я. Вглядываюсь в ярко-голубой фон за спиной Джесс, но толку от этого ноль. Но я не в раю, это точно, потому что откуда тут взялась Джесс? Прыгнула за мной?
— Где я? — выговариваю слабым голосом, и Джесс, по-прежнему бледная и перепуганная, поднимает голову.
— У меня в палатке, — объясняет она. — Я всегда ношу палатку с собой. Переносить тебя на другое место я не решилась, вот и поставила палатку над тобой.
А, палатка! Умно придумано. Почему бы и мне не таскать с собой повсюду палатку? Завтра же начну. Обязательно. Поищу какую-нибудь маленькую, которая помещается в дамской сумочке.
Проблема одна: лежать на земле слишком жестко. Пожалуй, надо встать и размять ноги.
Но едва я пытаюсь приподняться, как перед глазами все плывет и темнеет.
— Ой… — слабо бормочу я и опускаюсь на землю.
— Не вздумай встать! — тревожится Джесс. — Ты пережила страшное падение. Я уже думала… — Она обрывает себя и тяжело вздыхает. — Неважно. Просто лежи и не двигайся.
Постепенно ко мне возвращается чувствительность. Все руки перепачканы и исцарапаны. Беглый осмотр ног дал те же результаты. На щеке нащупываю ссадину.
— Ох… у меня на лице кровь?
— Да ты вся в крови, — чистосердечно признается Джесс. — Что-нибудь болит?
— Нога. Левая. Прямо мочи нет.
Джесс принимается ощупывать ногу, а я закусываю губу, чтобы не вскрикнуть.
— Похоже, растяжение, — наконец выносит она приговор. — Сейчас перевяжу. — Она зажигает фонарь, вешает его на шест и тянется за какой-то жестянкой. Оттуда Джесс достает бинты и начинает умело перевязывать мне щиколотку. — И все-таки, Бекки, что ты здесь делаешь, черт возьми?
Чтобы вспомнить это, мне опять приходится напрячься.
— Я… я искала тебя. Решила пойти с тобой в поход на выносливость.
Джесс замирает.
— Но я же нашла тебя в стороне от маршрута! Та тропа проходит гораздо ниже. Или ты не следила за метками?
— За какими метками? — удивляюсь я.
— Господи, ты что, в первый раз в походе? — изумляется Джесс. — Зачем ты вообще сюда потащилась? Это же опасно!
— А ты почему? — спрашиваю я и морщусь: слишком туго она затягивает бинт. — Так я и подумала, что ты занята чем-то опасным.
Лицо Джесс становится замкнутым.
— В прошлый раз, когда я поднималась на пик, я заметила здесь неподалеку аммониты, — наконец объясняет она. — Вот и решила забрать один. Глупо, конечно, даже безрассудно, но ты вряд ли поймешь…
— А вот и нет! Все я прекрасно понимаю! — живо перебиваю я и приподнимаюсь на локтях. О господи! Опять в голове карусель. Но я просто обязана договорить. — Джесс, я тебя понимаю. Я видела твои камни. Это… что-то потрясающее. Они бесподобны.
— Ты ложись, — убеждает Джесс. — И успокойся.
— Не хочу я успокаиваться! Слушай, Джесс, мы сестры. Самые настоящие. Поэтому я и полезла в гору. Чтобы все тебе рассказать.
Джесс с сомнением смотрит на меня:
— Бекки, у тебя на голове шишка… наверное, сотрясение мозга…
— Ну и пусть! — Чем громче я говорю, тем больнее отдается в затылке каждое слово, но я уже разошлась. — Мы одной крови. Я точно знаю! Я же была у тебя дома.
— Что?! — Джесс шокирована. — Кто тебя впустил?
— И видела твой шкаф с камнями. Совсем как мой шкаф с обувью в Лондоне. Тютелька в тютельку. Эта подсветка… полки… да все сразу!
Впервые с тех пор, как мы с Джесс знакомы, я вижу на ее лице нерешительность.
— И что с того? — почти грубо спрашивает она.
— А то! Мы одинаковые, ясно? — В запале я сажусь, не обращая внимание на пятна, поплывшие перед глазами. — Джесс, вспомни, какие чувства ты испытываешь к камню, который по-настоящему красив. Точно так же я отношусь к единственной в мире паре туфель! Или к платью. Я просто должна заполучить его. А там хоть трава не расти. И ты готова на все ради своей коллекции.
— Нет, — слабо возражает Джесс и отворачивается.
— Да, да! Сама знаешь! — Я вцепляюсь ей в руку. — Ты такая же одержимая, как я! Только лучше маскируешься!… Ой, голова… Ой…
Я опрокидываюсь на спину, в голове стучит.
— Сейчас дам обезболивающее, — обещает Джесс, но не двигается с места. Просто сидит с бинтом в руках.
Кажется, ее все-таки проняло. Тихо. Только дождь барабанит по палатке. Я боюсь даже дышать. И шевелиться.
Тем более что шевелиться я и не могу.
— И ты полезла в горы в грозу, только чтобы сказать мне это? — наконец спрашивает Джесс.
— Да! Разумеется!
Она смотрит на меня в упор. Лицо у нее бледное и растерянное, будто она никак не может понять, разыгрывают ее или нет.
— Но почему? Зачем ты это сделала?
— Потому… потому что это очень важно! Особенно для меня!
— Ради меня еще никто так не рисковал, — признается она и сразу отворачивается, начинает рыться в своей жестянке. — Ссадины надо обработать антисептиком.
Она сворачивает из ваты тампон и прикладывает его к ссадинам, а я стараюсь не морщиться, хотя антисептик жутко жжется.
— Значит… ты мне веришь? — спрашиваю я. — Веришь, что мы сестры?
Джесс долго смотрит на собственные ноги в толстых носках и коричневых туристических ботинках. Потом переводит взгляд на мои бирюзовые босоножки со стразами на ремешках, все исцарапанные и заляпанные грязью. На мою юбку от Марка Джейкобса.
Безнадежно испорченный топ с блестками. И, наконец, на мое испачканное косметикой, кровью и грязью лицо. Мы просто сидим и смотрим друг другу в глаза.
— Да, — наконец говорит она. — Верю.
После трех доз сильного обезболивающего мне вроде полегчало. Зато напала болтливость.
— Я же знала, что мы сестры, — поминутно повторяю я, пока Джесс заклеивает мне пластырем колено. — Знала с самого начала! Наверное, я экстрасенс. Даже в горах я почувствовала, что ты где-то рядом.
— М-м-м… — бормочет Джесс, закатывая глаза.