— Напрасно я тебя обозвала, — запоздало раскаиваюсь я. — Ты уж прости…
— Нет, — перебивает Джесс, — это ты меня прости. Мне надо было перебороть себя. Расслабиться. — Она откладывает камень и несколько секунд смотрит на меня. — Честно говоря, я тебя… немного побаивалась.
— А Люк считал, что я на тебя давлю, — грустно произношу я.
— Я думала, ты чокнутая. — Мы с Джесс обе улыбаемся. — Нет, серьезно, — продолжает она. — Так и думала. И все гадала, из какой психушки взяли тебя родители.
— Да? — Мне становится как-то не по себе. И голова опять разболелась.
— Тебе надо поспать, — говорит Джесс. — Сон — лучший лекарь. И лучший наркоз. Вот тебе одеяло. — И подает мне что-то похожее на лист тонкой фольги.
— Ладно, — с сомнением соглашаюсь я. — Попытаюсь.
Выбираю для головы местечко поудобнее, без острых камней, и закрываю глаза.
Но мне не спится. В голове крутится наш разговор, а тут еще дождь хлещет и палатка хлопает на ветру.
Я избалованная.
Капризная девчонка.
Неудивительно, что Люк не выдержал. Ничего странного, что наш брак кончился катастрофой. Это я во всем виновата.
Господи… Опять у меня глаза на мокром месте. Сердце щемит, шея как-то вывернута, в спину впился осколок камня…
— Бекки, как ты? — спрашивает Джесс.
— Неважно, — сдавленным и сиплым голосом отзываюсь я. — Уснуть не могу.
Джесс не отвечает. Или не расслышала, или не знает, что сказать. Но вдруг я чувствую, что она придвигается ближе. Поворачиваю голову, а она протягивает мне какой-то белый брусочек.
— Это, конечно, не мятная помадка, — предупреждает она.
— А что? — с интересом спрашиваю я.
— Мятный кекс «Кендол». Альпинисты часто берут его с собой.
— Спасибо, — шепчу я и откусываю кусочек. Вкус какой-то чудной. Но сладко. Мне не очень-то нравится, но, чтобы не обидеть Джесс, я старательно жую кекс. И вдруг снова заливаюсь слезами.
Джесс вздыхает, доедая свой ломтик.
— Ну что с тобой?
— Люк навсегда меня разлюбил, — всхлипываю я.
— Сомневаюсь.
— Можешь мне поверить. — У меня течет из носа, я вытираю его рукой. — Как вернулись из свадебного путешествия, все у нас напереко-сяк. Это я виновата, я все испортила…
— Нет, не ты, — перебивает Джесс. — Точнее, не только ты, — спокойно поясняет она. — Вы оба. т Она аккуратно складывает обертку из-под кекса и сует в свой рюкзак. — Это к разговору о маниях. Люк — законченный трудоголик!
— Да знаю я. Но я думала, он изменился. Пока мы путешествовали, он расслабился. Все было просто идеально. Я так радовалась.
С болью в сердце я вдруг вспоминаю нас с Люком, загорелых и беззаботных. Мы держимся за руки. Вместе занимаемся йогой. Сидим на террасе в Шри-Ланке и планируем возвращение-сюрприз.
У меня были такие радужные планы. И ни один не сработал.
— Медовый месяц не может длиться вечно, — резонно возражает Джесс. — Рано или поздно он все равно кончится.
— А я так мечтала выйти замуж, — сокрушаюсь я, — Мне так ясно все представлялось! Как мы сидим вокруг большущего стола при свечах. Я, Люк, Сьюзи… Таркин… все счастливы, все смеются…
— И что же случилось? — Джесс проницательно смотрит на меня. — Со Сьюзи? Твоя мама говорила, что она твоя лучшая подруга.
— Была. Пока не нашла себе… другую подругу. — Смотрю на голубую хлопающую парусину палатки и чувствую, что в горле встал ком. — У всех новые друзья, новая работа, новые увлечения. А у меня… никого не осталось.
Джесс застегивает молнию рюкзака и с силой затягивает тесемки. Потом поднимает голову.
— У тебя есть я.
— Я тебе даже не нравлюсь, — скорбно напоминаю я.
— Но я же твоя сестра, — возражает Джесс. — Придется терпеть.
Ее глаза искрятся весельем. И теплом. А я думала, Джесс на такое не способна.
— Знаешь, а Люк хочет, чтобы я была похожа на тебя, — помедлив, сообщаю я.
— Ну-ну. Как же.
— Честное слово! Чтобы была такой же бережливой и экономной. — Я украдкой прячу недоеденный кекс за камень, надеясь, что Джесс не заметит. — Ты меня научишь?
— Экономить? Тебя?
— Да! Пожалуйста! Джесс закатывает глаза.
— Будь ты экономной, не стала бы выкидывать совершенно нормальный кусок кекса.
— Э-э… верно. — Пристыженная, вынимаю кекс из-за камня и сую в рот. — А что, вкусно…
Ветер усиливается, палатка вся ходит ходуном. Я плотнее заворачиваюсь в тоненькое одеяло Джесс, уже в миллионный раз жалея, что не надела кофточку. Или даже этот ка-гуль. И вдруг кое-что вспоминаю. Сую руку в карман юбки — и не могу прийти в себя от изумления. Крошечный комочек все еще там.
— Джесс… это тебе. — Я достаю комок и протягиваю его Джесс. — К тебе я заходила, чтобы отдать эту штуку.
Джесс нерешительно берет голубенький мешочек. Развязывает тесемки и вытряхивает на ладонь серебряную цепочку с горошиной от Тиффани.
— Это на шею, — поясняю я. — Смотри, у меня такая же.
— Бекки… — Джесс растеряна. — Это же… это…
У меня екает сердце: сейчас она скажет «неприлично» или «неуместно».
— Чудо, наконец выговаривает она. — Просто чудо. Мне нравится. Спасибо.
Она застегивает цепочку на шее, а я с удовольствием наблюдаю за ней. Джесс идет! Странно другое: ее лицо кажется каким-то новым. Будто даже форма изменилась. Или…
— Боже! — изумленно ахаю я. — Ты улыбаешься!
— Нет, что ты, — спешит возразить Джесс, но я вижу, как она пытается подавить улыбку — и не может. Улыбка ширится, Джесс поднимает руку и нащупывает серебряную горошину.
— Да, да! — Меня разбирает смех. — Улыбаешься, я же вижу! Наконец-то я нашла твое слабое место. В глубине души ты обожаешь «Тиффани».
— Еще чего!
— Отпирайся, отпирайся! Я так и знала! Слушай, Джесс…
Но договорить мне не удается: ветер заглушает все звуки, и неожиданно налетевший вихрь срывает с колышков одну половину палатки.
— Ой! — взвизгиваю я от ледяных капель дождя. — Господи, палатка! Держи ее!
— Ох, черт. — Джесс борется с отяжелевшей тканью, безуспешно пытается закрепить ее, но ураган вырывает палатку у нее из рук. Секунду палатка бьется на ветру, как парус, а потом улетает куда-то вниз.
Под проливным дождем я растерянно смотрю на Джесс.
— Что же нам теперь делать? — Мне приходится кричать во весь голос.
— Только этого не хватало. — Она смахивает с лица капли. — Ладно, будем искать укрытие. Встать сможешь?