— Может, и найдется, да только не для меня, — закончил он, повторив вступление.
— Че, думаешь, что она снова к своему бывшему метнется? — Уваров был немного в курсе их сложных взаимоотношений. — Вряд ли… Если бы ей метнуться, она бы давно так сделала. Что-то в нем было не так! Почему-то она тебя на него поменяла, не из-за денег же, нет?
И Уваров снова обвел жадными глазами богатую гостиную.
— Нет, Оля не такая, ей плевать на деньги. Ей любви надо и нежности много, много… Я вроде и давал ей это все. Любил, нежил, холил и лелеял, а она… Стоило ей увидеть его пьяную рожу, как она тут же разревелась и начала лопотать что-то про заблуждения, про то, что мы поторопились. Каково мне тогда было, как думаешь, а?!
— Ясен перец, что хреново, — поддакнул Уваров и налил себе еще. — Слышь, Вован, а ее это… Не могли того… Убить?!
— Прекрати! — закричал Черных на него, вздрогнув так, что виски расплескалось из стакана. — Она жива! Жива, понял?! Я это чувствую!!!
— Любишь, что ли? — не обиделся на его ор сосед.
— Люблю, — кивнул Владимир Сергеевич и жадными глотками опорожнил стакан. Сморщился, он никогда так не пил, подхватил с тарелки горсть виноградин, зажевал, отдышался и повторил: — Очень люблю!
— А чего тогда сбежал за бугор, а ее тут с Ванькой оставил? — выкатил нижнюю губу Уваров. — Уговаривал бы!
— Зол я был на нее, зол и напуган. С дури заявил о ее исчезновении, а потом уже… Короче, наляпал всякого дерьма. И…
— И удрал, короче, думал, что вернешься, все само разрулится, — кивал в такт своим словам Уваров, он-то не знал, что все было много страшнее. — Олька твоя присмиреет, мент отступится, Ванька за всем проследит, а оно вишь как! Слышь, я вообще-то че зашел-то… Надо бы братву подогреть за хлопоты.
— А?
Черных даже не сразу понял, чего от него хотят. Когда понял, чуть не озверел. Ничего же не узнали! Никого же не нашли! Нет, он не жлоб, он готов платить, но за результат, какого черта?!
— Надо заплатить, Вова, — с мягкой угрозой в голосе произнес Уваров, безошибочно угадав все мысли соседа. — Ребята суетились, соизволили говорить. Люди очень серьезные, понимаешь? С ними так нельзя.
— Сколько? — махнул на все рукой Черных.
Сосед выдавил на бумажной салфетке ножом пятизначную цифру.
— Долларов?! — ужаснулся Черных.
— Да ладно тебе, не крохоборы же, в рублях давай.
— Завтра, дома денег не держу. Все в банке, — соврал Черных.
Дома были заначки, и не одна. Но не обнажать же все при соседе, он и так без конца облизывается на его стены и коллекционный фарфор. Запросто может тех же гопников на его дом навести.
Уваров вскоре засобирался, но на ход ноги выжрал еще три стакана и подобрал с широкого блюда все куски мяса, что оставались.
— Завтра зайду? — жал он потной лапищей вялую руку Черных.
— Да, да, ближе к обеду, идет? — Он прикинул, сколько бы ему понадобилось времени, чтобы съездить в банк и обналичить деньги. Получалось, что укладывался, и уточнил: — К полудню ближе, идет?
— Отлично!
Уваров не удержался и от радости ткнул еще его кулаком в плечо. Видимо, процент-то с вознаграждения имел, и немалый, если вообще все себе не решил загрести.
«А и черт с ним! — вяло подумал Черных, запирая за ним калитку и возвращаясь в дом. — Что мне с тех денег? На кого тратить?» Все люди, которыми он очень дорожил, его оставили. Оля… Иван…
— Вы прилягте, Владимир Сергеевич. — Зоя наблюдала за его вихлястой походкой со смесью жалости и осуждения. — Я все приберу, потом ванну вам сделаю, как вы любите, с морской солью и мятой. Отдохните пока, беспокоить вас не буду и никому не позволю…
Соврала! Соврала, зараза!
Ворвалась в его спальню, где он прямо в одежде валялся поперек своей широченной кровати, уже через десять минут, глаза вытаращены, рот открыт, будто орать собиралась, да передумала, с телефонной трубкой. Ее Зоя держала двумя руками, будто боялась выронить, и тянула ему, беззвучно открывая и закрывая рот.
— Ну что там, Зоя?! Что?! Я дремал так хорошо. — Снова соврал, он что-то сегодня все время врет.
— Там!!! — Она швырнула трубку ему на живот, как ядовитую змею. — Там…
Его проняло, он резко сел, успев подхватить телефон, чтобы он на пол не свалился, приложил к уху и резко спросил:
— Кто это?!
— Володя? Володя, ты чего кричишь?
Слабый, слабый, как с того света, Олин голос!!!
— Оля??? — не закричал, взвизгнул он, вскакивая на ноги. — Оля, ты???
— Я…
— Где ты??? Господи, с тобой все в порядке??? Ты… Где ты, милая???
Перед глазами замелькали калейдоскопы картинок: Оля плачет в машине Ивана, просит простить ее и отпустить, Оля мечется в кладовой, несчастная и гневная, Оля проклинает его, угрожает ему, а потом фото всплыло в памяти, на котором из Ванькиного горла торчит кусок кафельной плитки и кровь. Боже, сколько крови на нем! Странно, что вокруг на стенах и полу крови не было.
— Я не трогала Ивана, — слабым голосом тут же сказала Оля, будто подслушала его мысли, будто видела, как он сжал теперь свободный кулак и зажмурился. — Это чудовище… Оно…
Она всхлипнула и неожиданно замолчала.
— Оля! Оля, не исчезай!!! — заорал тут же Черных, перепугавшись, что она сейчас положит трубку и все закончится, и происходящее покажется ему наутро нелепым сновидением. — Оля… Милая, родная, я так тебя люблю! Пожалуйста, скажи, где ты? Я приеду, я заберу тебя! Я сделаю все, что ты захочешь!
— Ты приедешь за мной, правда? — Она плакала, начав задыхаться от сдерживаемых рыданий. — Володя, правда? Ты веришь мне, да?
— Да, милая, родная, верю! Конечно, верю! Где ты? Где?!
Где бы она ни была, поехать за ней самостоятельно он не сможет. Мысли, как сумасшедшие блохи, жалили, жалили, жалили. Кого посадить за руль?! Кого призвать на помощь?! Сядет сам, его могут остановить гаишники, задержат, отберут удостоверение. Он засветится! Нельзя, нельзя! Мельников по сводкам может проследить его маршрут. Вдруг его остановят у того места, где Оля прячется?! Он вообще не хотел ему ничего говорить, вообще! Олин выбор говорить с ним или нет, его вот она выбрала в тяжелый момент. Значит, простила! Значит, любит!
— Володя, забери меня отсюда, — шепнула она и так же тихо продиктовала название какой-то занюханной деревни в восьмидесяти километрах от города. — Возьми денег, надо отблагодарить людей, они спасли мне жизнь.
— Непременно! Обязательно!!!
Он прикусил губу, чтобы не завыть. Кого же сажать за руль?! Уварова?! Ни хрена нельзя! Тот узнает все, и про вознаграждение для милых честных людей тоже, скажет, им нашел, а ему нет? Что?! Кого?! Ах, Ваня, Ваня! Как же ты подвел!