Но уже в следующее мгновение освобожденный воздух ринулся наружу, сотрясая голосовые связки; и высокий визгливый крик ударил по барабанным перепонкам прочих жителей Читы, которых нелегкая занесла в столицу.
Все разом обернулись и увидели картину, достойную голливудского блокбастера: тупой нос авиалайнера, сокрушающий толстое, в дюралевых переплетах, стекло стены. Под ужасный скрежет и лязг люди с криками бросились врассыпную. На пол посыпались крупные осколки. Морда самолета просунулась в зал метров на шесть и резко остановилась, когда переднее шасси уперлось в стену здания.
В суматохе никто не обратил внимания на то, как дверь самолета открылась и оттуда выпал черный чемоданчик, а следом за ним, повиснув на нижнем обрезе проема, спрыгнул высокий черноволосый мужчина в строгом костюме. Он подобрал чемоданчик, быстро огляделся и смешался с толпой.
Мужчина был возбужден и сильно напуган, но именно поэтому и никак не выделялся среди охваченных паникой пассажиров. Но в отличие от остальных мужчина мыслил ясно и расчетливо. Запнувшись о рулон липкой ленты, валявшийся на полу, и едва не упав, отбросил его носком ботинка, но тут же остановился, словно передумав, вернулся к мотку и сунул его под мышку.
Пробежав немного вместе со всеми по коридору, мужчина незаметно свернул влево и стал спускаться в подвальный туалет. На него никто не обращал внимания.
Через двенадцать минут, когда первая волна паники схлынула и коридор, ведущий в грузовой терминал, перекрыла охрана аэропорта, черноволосый мужчина показался снова. Но теперь его было не узнать: мешковатые штаны с множеством карманов, такой же мешковатый, но стильный свитер, связанный из пары сотен разноцветных шерстяных нитей, и вязаная шапка, напоминавшая клоунский колпак. Вместо черного чемоданчика – полупустой рюкзак, болтавшийся за спиной; под мышкой доска для сноуборда.
Приостановившись, мужчина оглядел оцепление и быстро вышел на площадь перед зданием аэропорта.
– Шеф, в Москву! – обратился он к первому же попавшемуся такси с багажником на крыше.
– Сколько?
– А сколько надо?
Таксист, невысокий пузатый человечек в засаленной кожаной кепке, окинул сноубордиста оценивающим взглядом.
– Четыреста?
– Поехали.
– Кидай свою бандуру на заднее сиденье, – сказал таксист. – Влезет.
Человек в цветастом свитере покачал головой.
– Не-е-е… Давай лучше на крышу.
Таксист пожал плечами.
– Как скажешь…
Он достал из «бардачка» две полосатые резинки с крючками на концах и закрепил доску на багажнике. Сноубордист потрогал ее, проверяя надежность крепления, и сел на заднее сиденье.
– Поехали.
А еще через шесть минут все выезды из аэропорта были надежно запечатаны. Но желтое такси с доской на крыше успело миновать посты.
Таксист прислушивался к шелесту бумаг у себя за спиной. Парень достал из рюкзачка какие-то толстые папки и сейчас их перелистывал. Зачем сноубордисту возить с собой ворох скучных документов? Таксист не нашел подходящего объяснения и перестал об этом думать.
Сноубордист проехал не так уж много. На середине пути от аэропорта до МКАДа он похлопал таксиста по плечу.
– Знаешь, я передумал. Мне нужно в Каширу.
Таксист насторожился.
– Парень, мы договаривались до Москвы… – сказал он и увидел перед носом четыре сотенные бумажки.
– Давай так. Ты довезешь меня до Каширского шоссе и там где-нибудь высадишь. А дальше я уж как-нибудь сам.
Таксист взял протянутые купюры, ожидая подвоха. Но они и на взгляд, и на ощупь были обычными деньгами, и он сунул их во внутренний карман куртки. В конце концов, клиент платит. И даже бытует такое поверье, что он всегда прав.
Что можно взять с парня, который носит на голове черт знает что? К тому же он наверняка педик.
– Дело хозяйское, – процедил таксист, склонив голову к плечу.
За просторным столом начальника аэропорта, в его глубоком кожаном кресле генерал Карлов все время чувствовал, как ему чего-то не хватает. Он поднял глаза на хозяина кабинета – высокого худого мужчину в темно-синем кителе.
– Вы позволите? – он показал на принтер.
– Да, конечно.
Карлов натянуто улыбнулся, встал и взял из толстой пачки, заправленной в принтер, несколько листов бумаги. Поискал стакан с карандашами на привычном месте и не нашел его. Тогда он еле заметно вздохнул и достал из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку.
– Я вам больше не нужен? – с надеждой спросил начальник.
– Нет, не уходите, пожалуйста. Я должен вам кое-что объяснить. Пожара ведь не случилось? Если не считать синяков и шишек, никто не пострадал, так что… Там без вас разберутся. Главная проблема заключается в другом.
Карлов замолчал, давая собеседнику понять, что сейчас он сообщит нечто очень важное. Генерал любезно протянул руку, приглашая начальника присесть напротив.
Тот судорожно дернул кадыком и устроился на самом краешке жесткого стула для посетителей.
– Так вот, – продолжил седоволосый, рисуя загадочную, никому не понятную, но все же довольно красивую картинку. – То, что я скажу, не должно выйти за стены кабинета. С этого момента вы будете выполнять только мои указания. Понятно? Никакой самодеятельности!
Генерал внезапно поднял глаза от бумаги и уткнулся взглядом в переносицу аэродромного сановника. Тот, почувствовав себя неловко, заерзал на стуле.
Карлов смотрел на него несколько секунд, затем вернулся к рисунку.
– На ближайшие несколько дней аэропорт придется изолировать. Все рейсы – отменить.
Мы подозреваем возможность заражения пассажиров необычайно опасным вирусом, – генерал выразительно взглянул на референта, словно искал подтверждения своим словам.
– Так точно, – поспешно согласился тот.
– А… – начальник аэропорта в недоумении развел руками, – как же люди? Питание? Медикаменты? Где мне их разместить?
Генерал пожал плечами.
– Где получится. Запомните главное. Я считаю каждого, кто находится на территории аэропорта… – он выдержал зловещую паузу, – в том числе и вас… потенциально инфицированным, стало быть – представляющим реальную угрозу для Москвы. Любые попытки покинуть аэропорт будут пресекаться с максимальной степенью жесткости. Надеюсь, мне не надо расшифровывать, что это означает?
Высокий худой мужчина в темно-синем кителе испуганно помотал головой.
– Я… понимаю.
– Хорошо. Поверьте, мне самому очень жаль, что приходится идти на крайние меры, но, к сожалению, другого выхода нет.
– Да… Я понимаю, – повторил начальник.
– Вот и прекрасно, – генерал взял рисунок в руки, несколько секунд любовался им, а потом начал рвать на узкие полоски.