– Костя, бей по «собаке»! – кричал, свешиваясь в широкую пулеметную амбразуру, Валентин Нетреба.
– Понял.
Ступников открыл огонь частыми очередями по десять-пятнадцать выстрелов. Он заранее вместе с Федей Агеевым соединил по две ленты на каждый пулемет. Знали, что в момент приближения к берегу времени на перезарядку не будет. Самый опасный участок для кораблей.
«Собака» сумела всадить в бронекатер еще два снаряда, но очереди крупнокалиберных ДШК достигли цели. Возможно, бронебойные пули, просадив щит, уничтожили расчет или повредили механизм пушки, и она замолчала.
Катера подходили к берегу. Вели огонь все орудия и пулеметы. С острова высадку поддерживали полевые пушки и минометы. Но сильный встречный огонь нанес серьезные повреждения «Каспийцу». «Шахтер» и «Верный» уткнулись в песок и высаживали десант, а малыш «Каспиец», с его торчавшей на корме зенитной пушкой, двигался рывками, оседая на нос.
Носовая орудийная башня и пулеметы подбитого катера вели огонь, зенитная пушка молчала. Ничем не защищенные артиллеристы (орудие было без щита) лежали убитые или раненые. Костя увидел все это, выглянув на секунду из башни. Бойцы штурмового батальона с криком и матом уже бежали в атаку. Из немецких траншей на склоне стреляло несколько пулеметов, виднелись вспышки винтовочных выстрелов.
Ступников выпустил остаток ленты несколькими очередями по гребню траншеи. От попаданий тяжелых пуль там курилась глинистая завеса, замолк один из пулеметов, реже вели огонь винтовки и автоматы. Торопливо перезарядили ленту. Костя ощупал стволы, они раскалились, пахло жженым оружейным маслом. Но, несмотря на предупреждения мастера-оружейника, требовалось продолжать огонь. Десантники и бойцы плацдарма несли потери, атака могла сорваться.
Носовая башня, которой командовал Вася Дергач, выпускала снаряд за снарядом. Бывший танкист свое дело знал. Разбил прямым попаданием «семидесятипятку», взметнулся клубок огня, земли, обломков. Сразу же довернул башню и врезал несколько снарядов в соседний орудийный капонир.
Все это происходило при свете непрерывно взлетающих немецких ракет. Добавляя освещения, медленно опускались на парашютах «долгоиграющие» ракеты, которые выстреливали из миномета. Корабли с берега были видны отчетливо. В свою очередь, специально выделенные Зайцевым моряки стреляли из ракетниц в сторону немецких позиций, давая возможность артиллеристам, пулеметчикам и десанту видеть цели.
Часть немецких орудий замолчала. Их накрыло попаданиями снарядов, выпущенных с острова и башенными «трехдюймовками» катеров. Зато вовсю работали вражеские минометы.
«Верный» расплатился за меткую стрельбу сразу двумя попаданиями мин. Одна взорвалась впритирку с корпусом, встряхнув катер, другая ударила возле носовой башни. Костя вел огонь по пулеметным вспышкам, бьющим из бревенчатого дзота. От бревен возле амбразуры отлетали крупные щепки, вспыхивали и гасли огоньки зажигательных пуль. МГ-42, самый скорострельный из немецких пулеметов, замолк, но вскоре снова открыл стрельбу, прижимая атакующих к земле.
– Да мать твою! – заорал Костя. – Все равно добью сволочь.
Всадив три очереди подряд, заставил МГ замолчать снова, но дзот подожгли из огнемета бойцы штурмового батальона, сблизившиеся с немецкими позициями. Теперь Ступников стрелял короткими очередями по отдаленным вражеским вспышкам. Снизу теребил и дергал его Федя Агеев.
– Чего тебе?
– Возьми мокрую тряпку. Накрой казенники, а то заклинит.
Мокрый кусок брезента, шипя, окутался облаком пара. Молодец Федька, догадался.
– Давай еще тряпки.
Бросили на стволы смоченную водой нательную рубаху, большую холщовую сумку для патронов. Тряпье продолжало шипеть в клубах пара. Массивные ребристые кожухи ДШК вобрали в себя столько жара, что рубашка обуглилась и сразу в нескольких местах пыхнула мелкими огоньками.
Пока возились с охлаждением пулемета, Костя снова высунулся из башни и увидел, что полузатопленный «Каспиец» все же добрался до берега.
Досталось ему крепко. Вся кормовая часть до самой рубки была под водой. На носу, вздернутым над песком, виднелась полуметровая дыра и несколько пробоин поменьше. Носовая орудийная башня была разворочена прямым попаданием снаряда, вряд ли расчет уцелел. Зенитка на корме была затоплена, как и машинное отделение, угол рубки смят. Но с крыши рубки упорно вела огонь спаренная установка «дегтяревых».
«Шахтер» и «Верный» уже начали грузить раненых, когда в избитый снарядами причал уткнулся паром. Тоже со следами пробоин, но сумевший под прикрытием огня добраться до правого берега. По трапу и прямо с бортов стали бегом выгружаться красноармейцы.
Если полевые орудия вблизи берега и пулеметы огрызались лишь изредка, то несколько минометов, укрытых в глубоких окопах за буграми, продолжали непрерывно сыпать мины. Орудия с острова и башенные «трехдюймовки» катеров не могли погасить их. Сразу пять или шесть минометов обрушили огонь на паром и массу бойцов, бегущих вверх по берегу.
Взрывы мин покрыли вспышками прибрежную полосу, окутали все пеленой дыма. При свете ракет Костя видел, как вместе с фонтанами песка подбрасывало в воздух человеческие тела, некоторые странно укороченные, возможно, без ног. Разлетались сорванные с голов каски, обломки оружия, еще какие-то куски. Паром, на котором находилось не менее семисот красноармейцев, получил несколько попаданий во время переправы, но здесь, на берегу, бойцы попали в сплошную мясорубку.
И все же люди продолжали бежать, преодолевали густую полосу взрывов и поднимались по склонам в сторону немецких траншей. С минуту Костя не мог оторвать взгляда от происходящего. Страх накатывал, парализуя тело, мешая перезаряжать пулемет.
Его отрезвил грохот взрыва, который ударил совсем рядом, встряхнув башню. Он заправил новые ленты и дал очередь вверх, пока еще не видя цели. Отдача и лязг затворов, выбрасывающих пустые гильзы, привели его в себя.
Ступников поймал в прицел вспышки немецкого пулемета метрах в четырехстах и открыл по нему огонь ровными прицельными очередями. Костя не видел, что катер постепенно заполняется ранеными. Осколок попал одному из них в голову. Он свалился на палубу перед открытым люком, до которого не дошел двух шагов.
Рыжеусый санитар Скворцов, склонившись над ним, увидел кровь, стекающую по щеке, выбитый глаз и понял, что человек убит наповал. Оттащив его к борту, продолжал принимать других раненых и с помощью моряков опускать их в трюм.Лейтенант Степан Зайцев разыскал на берегу командира полка, плотного коренастого майора, который отдавал команды своим людям, показывая направление, куда наступать. Рядом с ним стоял капитан из «местных». Его можно было легко отличить по изорванной, прожженной в нескольких местах шинели и серой, давно не менявшейся повязке на шее.
– Мужики! – окликнул их Зайцев, стараясь перекричать взрывы мин и непрерывный треск выстрелов. – Надо минометчикам пасть заткнуть. Иначе я раненых не вывезу. Добьют и ваших людей, и катера.