Странная параллель, подумалось ей. Джек, так же как и ее дедушка, наделен терпением и деловой сметкой. Есть ли между ними еще что-то общее? Скорее всего нет. Дед глубоко любил землю и занятие ранчера. И был в этом отношении настоящим «авантюристом», а Джек связывает это слово с моряками, уводящими чужих невест, и с женщинами, разбивающими сердца.
Тринити усмехнулась, понимая, насколько абсурдно оценивать в таком свете ее самое, но понимала она и то, что в глазах Джека ее тяга к путешествиям и жажда кровной мести помещают ее в ту же категорию, что и Эрику.
Она последняя женщина на Земле, на которой он хотел бы жениться. И это, как ни парадоксально, делало его идеальным кандидатом во временные мужья!
Итак, прочь все тревоги насчет того, что такой муж вдруг захочет сделать соглашение постоянным или, что еще хуже, романтическим. Мистер Брэддок просто гениально выбрал Джека Райерсона. Остается только найти способ убедить этого красивого гостя в том, что его «лазейка» — тактика низменная и недостойная по отношению к дедушке. А мистер Райерсон не может сознательно быть низменным или недостойным.
Тринити припомнила, о чем Джек говорил вечером: если она подвергает его предложение о лазейке серьезному сомнению и настаивает на буквальном выполнении условий завещания деда, они могут обсудить «альтернативы».
Но разве заключение брака при ясном понимании того, что ровно через шесть месяцев, день в день, он будет расторгнут без всяких препятствий и проволочек, не есть наиболее логичная альтернатива для них обоих?
Остается только убедить Джека, что она и в самом деле логична.
Джек протер воспаленные глаза: всего за три коротких часа он поглотил невероятное количество информации. Таков был его обычный метод, но в данном случае он особенно быстро пришел к определенному заключению. Было бы затруднительно сообщить Тринити, что ранчо — неподходящий объект для вложения средств. С другой стороны, было бы безумием вкладывать средства в предприятие, которое имеет не самые высокие шансы приносить доход.
До настоящего времени Джека обнадеживало то, что он обнаружил не только здесь, но и в Сан-Франциско, где он и девочки жили несколько дней перед отъездом в Стоктон. Пока Брэддок развлекал его сестер и Луизу, Джек проконсультировался у юриста, специализировавшегося на вложениях в земельные участки Калифорнии. Уже один этот разговор стоил долгой поездки, так как Джек узнал о калифорнийских миссиях, которые контролировали землю до тех пор, пока группа людей, известная под названием «Калифорниос» [4] , вежливенько не оттеснила эти самые миссии и не создала собственные обширные ранчо. То было время гостеприимства, аристократических замашек и изобилия. Калифорния процветала без какого-либо вмешательства со стороны своего номинального хозяина — Мексики и вне зависимости от своего будущего владыки — Соединенных Штатов. Не случись «золотой лихорадки»
1649 года, культура и власть «Калифорниос» продолжали бы существовать неопределенно долгое время.
Пришествие янки стало стихийным бедствием и для них, и для их земельных владений. Несмотря на усилия, казалось бы, влиятельной Земельной комиссии, крупные ранчо были разделены. Пока ранчерос отстаивали свои права на землю, большая ее часть оказалась в руках колонистов.
«Сломанная шпора» была когда-то частью огромного ранчо, но его владелец нуждался в деньгах для целой серии судебных процессов, затеянных неразборчивыми в средствах пришельцами, претендующими на его земельные владения. Отчаявшийся глава семьи продал обширные участки под Стоктоном некоему Рэндольфу Крауну, человеку немолодому. Особый интерес Краун проявил к пастбищным угодьям.
Три года спустя старик Краун отошел в мир иной, оставив половину владений своему старшему рабочему Эйбу Стэндишу «за преданность и оказанные услуги». Сын старого Крауна Уолтер оспаривал завещание в суде упорно, однако безуспешно. Стэндиш не только получил лучшую половину ранчо Крауна, но и стал совладельцем пастбищ, которыми пользовался Краун и немногие оставшиеся родственники первого ранчеро.
Так и началась «кровная вражда» — с пощечины, данной сыну отцом. Продолжилась она, когда Краун приобрел сто голов техасских лонгхорнов, кишевших клещами — носителями смертельной болезни Чпнгхорны Краунов были иммунными по отношению к этой инфекции, а шортхорны Стэндиша — нет. Ослабленное двухгодичной засухой стадо Стэндишей было практически уничтожено. Различные другие бедствия выпали на долю «Шпоры» в течение тех же восемнадцати месяцев и превратили процветающее предприятие в неустойчивое и обремененное долговыми обязательствами.
А потом Эйб Стэндиш упал со скалы. Пошли бы дела в «Сломанной шпоре» на поправку, если бы этого не случилось? Для Джека именно этот вопрос был кардинальным. Стэндиш, предприниматель, умудренный опытом, сумел создать образцовое хозяйство буквально из ничего, на пустом месте. Горстка золотого песка превратилась в своего рода золотой прииск. Каждое решение, принятое Эйбом в первые годы владения ранчо, было поистине блестящим.
А потом, нежданно-негаданно, он пережил резкий поворот фортуны. Даже хуже того, принимаемые им решения навлекали на него новые и новые беды. Почему?
Суммируя почерпнутые из финансовых книг Эйба Стэндиша данные, Джек сделал вывод, что падение по спирали могло произойти по трем причинам: невезение; невезение плюс бессмысленная вражда; невезение, вражда и просто «плохое время».
«Был ли ты болен, Эйб? — мысленно обратился он к отошедшему в мир иной патриарху. — Это многое объяснило бы. Почему ты заложил ранчо, если мог с легкостью получить достаточно наличных, продав участок земли на северо-западе владений, но сохранив земли, богатые отличной водой и травой?»
Джек подозревал, что ответ он найдет в одной из семи тетрадей, в которых Эйб пунктуально вел дневник все десять лет, пока был владельцем ранчо. Джеку не терпелось добраться до этих записей, однако прежде надо было ознакомиться с расчетами, счетами и официальными документами. Они столь же драматичны — на свой лад, напомнил он себе с кривой усмешкой.
— Мистер Райерсон!
Джек обернулся на голос хозяйки, недоумевая, отчего он не услышал звук отворяемой двери кабинета. И замер в изумлении при виде Тринити, одетой в соблазнительное, облегающее фигуру шелковое платье. Светлый персиковый цвет шелка прекрасно оттенял блеск золотых локонов Тринити. Длинное, до пола, платье с рукавами скрывало все тело Тринити до последнего дюйма, пояс затянут туго, и все это, вместе взятое, только подчеркивало красоту линий ее тела, ее грациозные пропорции.
Сообразив, что он уставился как завороженный на бедра девушки, Джек приподнялся в кресле, но Тринити быстро подошла к нему и, протянув руку через стол, слегка надавила ему на плечо со словами:
— Пожалуйста, не беспокойтесь.