Остро ощущая ее близость, Джек облизнул губы, кашлянул и проговорил:
— Я не слышал, как вы вошли. Вам что-нибудь нужно от меня?
— Я начала раздумывать над вашими словами о том, что вы должны взвесить все авуары и все возможности, прежде чем решите, вступать ли вам в отношения партнерства. Поэтому я здесь.
— Прошу прощения?
— Мне известно, что вы человек дотошный, и поэтому…
Одной рукой Тринити распустила пояс, а другой сбросила платье с обнаженных плеч, и оно соскользнуло к ее ногам.
На одно лишь головокружительное мгновение Джеку почудилось, что Тринити осталась голой, и его охватила дрожь предвкушения, о чем, как он был уверен, девушка догадалась по выражению его лица. Собственно, она могла бы и раздеться полностью, так как тонкая ночная сорочка, надетая под платьем, почти ничего не скрывала. Кружевной корсаж цвета слоновой кости поддерживали две узенькие шелковые ленточки, а шелковая нижняя юбка, соблазнительно облегая бедра, спускалась чуть ниже колен.
Джек открыл рот, чтобы заговорить, но во рту у него так пересохло, что он только покачал головой и встал, изо всех сил стараясь не замечать, какая полная и высокая грудь у Тринити, и не смотреть на просвечивающие сквозь Кружево розовые соски.
— Не браните меня, мистер Райерсон. Я понимаю, о чем вы думаете…
— Вы не можете понимать, что я думаю, — возразил он. — В этом нет ни малейшей необходимости. Я вовсе не считаю ваши.., ваш физический облик авуаром этого проекта.
— Вы считаете его помехой?
— О Господи, нет, конечно, — начал было он, но, уловив озорной блеск ее глаз и расслабившись впервые с той минуты, как она вошла в комнату, продолжал уже более уверенным тоном:
— Совершенно ясно, что мы должны поговорить, но прошу вас надеть платье, иначе вы не услышите от меня ничего, кроме бессвязной болтовни.
Джек наклонился, чтобы поднять с пола ее одеяние, но Тринити отстранила его.
— Вы просили меня обдумать ваш план использовать некую лазейку, чтобы обойти завещание дедушки, и я занималась этим вполне серьезно. Практически весь вечер.
Вы также говорили, что если ваше решение покажется мне неприемлемым, мы поищем другие альтернативы. Этим мы теперь и занимаемся. Рассматриваем такую альтернативу, как вступление в брак на полгода. Я твердо намерена исполнить волю дедушки. И если у вас есть потребность, чтобы я удовлетворила… — щеки Тринити сделались темно-малиновыми, — то я охотно сделаю это, используя все свои.., авуары. Я.., я только хочу быть уверенной, что вы меня поняли. Полгода я посвящу тому, чтобы ублаготворять вас.
— Довольно, — прервал ее Джек голосом хриплым, но не грубым, а скорее ласковым. — Вы говорите так из отчаяния, а между тем нет причины отчаиваться ни вам, ни нам обоим. Как мне убедить вас в этом?
Джек положил руки на бедра Тринити, и, к его облегчению, она сильно вздрогнула. Если у него и были вопросы насчет того, насколько опытна эта девушка, то она на них ответила. Слава Богу, это была именно та реакция, в которой он нуждался, чтобы держать под контролем пробуждающееся в нем желание.
— Что сказал бы ваш дед, увидев вас вот такой, как сейчас? Предлагающей себя чужому для вас человеку…
— В браке, — напомнила она. — Не поймите меня не правильно, сэр. Сегодня вечером я готова подвергнуться вашей экспертизе. Не более того. Но с той минуты, когда мы вступим в брак, я подчинюсь всему, о чем вы меня попросите.
— Понятно.
Глядя Тринити прямо в глаза, Джек провел руками по ее спине и слегка коснулся ягодиц.
«Держись, Джек», — предостерег он себя, смущенный тем, как хорошо чувствует ее тело сквозь прохладный шелк.
И повторил:
— Что сказал бы Абрахам Стэндиш, если бы мог увидеть это? Свою невинную внучку, предлагающую себя чужому человеку — мужчине, одержимому только жадностью и вожделением.
— Добро пожаловать вашему вожделению, — произнесла Тринитн голосом, опасно близким к стону.
Обняв Джека за шею, Тринити прижалась к нему и облизнула губы в предвкушении поцелуя.
— Боже милостивый! — простонал Джек. — Вот теперь вы мне и вправду напоминаете…
Он оборвал себя, в страхе, что едва не произнес имя Эрики.
И Тринити поняла. Джек уловил вспышку боли в ее светлых глазах. Но она не отпрянула, а прошептала:
— Закрой глаза и вообрази, что ты целуешь Эрику, если так должно быть.
— Поцелуй Эрики — это последнее, чего я хочу и в чем нуждаюсь в эту минуту, — заверил он Тринити, крепко обхватив ее за талию одной рукой, а другую положив ей на затылок. Потом он наклонился и поцеловал Тринити в губы — страстно и требовательно. Тринити надеялась, что их первый поцелуй будет скромным и вежливым; она понимала, что ей следовало бы выразить хоть какой-то протест против этого пылкого нападения, но язык Джека соблазнял ее, а рука его, крепко обхватившая ее сзади, вынуждала принимать и разделять порывы страсти, вызванные самой Тринити.
Задыхаясь, Тринити оторвалась от его губ, хватая ртом воздух, но Джек тотчас начал целовать ее шею, подбираясь все ближе к уху и жарким шепотом повторяя, какая она нежная, как чудесен ее запах, как сладко ее целовать.
— Джек, — произнесла Тринити голосом низким и гортанным, — мы можем пожениться завтра, если ты хочешь.
Я постараюсь…
— Не говори так. — Он перенес руку с ягодиц Тринити ей на спину, а другой рукой прижал ее лицо к рубашке у себя на груди. Тринити слышала, как неистово бьется его сердце, как глубоко он дышит, пытаясь унять возбуждение страсти. — Мне нужна всего одна минута, если ты не возражаешь.
Сдерживая сочувственный смех, Тринити разомкнула объятие, но продолжала прижиматься лицом к груди Джека, дивясь про себя тому, как много усилий нужно сделать им обоим, чтобы обрести душевное равновесие. Ей было страшно отдавать свою невинность почти незнакомому человеку, но она ловила себя на том, что мечтает о первой брачной ночи, когда Джек примет этот дар без необходимости сдерживать себя.
— Ну вот… — Джек со вздохом отступил от Тринити на шаг, поднял с пола ее платье и помог надеть его. — А теперь ты непременно должна меня выслушать.
Тринити подчинилась и, завязав пояс, уселась в кресло. Кивнула, предлагая Джеку продолжать.
— Я хотел бы уладить два вопроса. Первый из них не совсем.., корректный, но о нем необходимо сказать.
— Говори смело, — подбодрила его Тринити. — Я постараюсь не вступать в пререкания.