– Может, все-таки скажете, что случилось? – не выдержав, снова спросил Федор.
– Может, лучше сам? Еще не поздно явку с повинной оформить.
– Если вы думаете, что это я Шадрина убил…
– Если я так думаю, то что? – с ликованием в голосе перебил его Прямыхов. – Доказательства сначала найти надо, а потом предъявлять? Это ты правильно сказал, так и надо делать. И мысль ты правильную подал… Нашли мы доказательства. У тебя дома, Федя, нашли.
– У меня дома?
– Извини, в гости к тебе без спросу заглянули.
Старостин хотел спросить, на каком основании Прямыхов заявился к нему домой с обыском, но решил повременить с этим. Сейчас не это главное…
– Да мы, в общем-то, далеко и не заходили, – сказал Косогоров. Голос у него сиплый, глухой, прокуренный, и табаком от него крепко пахло. – Туфли у самого порога стояли…
– Туфли?
– Да, сорок третьего размера. Старые, военные, без шнурков. И с грязной подошвой. Глина там на подошвах была. Та самая глина, в которую преступник свой след впечатал. Той самой туфлей и впечатал, которую мы у тебя нашли. Там и по протектору совпадение, и по образцу грунта. Результат пока предварительный, но ничего, будет официальное заключение, предъявим тебе обвинение…
– Без шнурков туфли?
– Нет, шнурки там предусмотрены, но их просто не было. Белое пятно от краски на правом носке. Только не говори, что тебе их подбросили, – усмехнулся Прямыхов.
– Белое пятно от краски?.. Ну, были у меня такие туфли. В сарае лежали. В сарае, но не у порога…. Нет, что-то вы не то говорите.
– Все то, Федя, все то…
– Ну, и как вы ко мне в дом попали?
– Ругаться будешь? Ругайся. Можешь даже прокурором пригрозить.
– Да я не об этом. Я о том, что не собака у меня во дворе, а одно название.
Была у Федора немецкая овчарка, но прошлой осенью издохла от старости, а новую собаку он только весной завел. Но Барс, он еще щенок, даже гавкать еще толком не научился, потому и во двор к нему можно было попасть без особых проблем. Тем более что калитка открывается просто.
– Хоть раз гавкнула, когда вы ко мне заходили?
– Ну, пару раз…
– Не страшно?
– Не страшно.
– Ну, и тому, кто туфли у меня спер, тоже не страшно было.
– Вот оно как, туфли у тебя сперли!
– Выходит, что так.
– Ну, ну…
– Подставили меня, – сделал вывод Федор.
– Кто?
– Преступник.
– Зачем ему это?
– Ну, с Востриковым номер не прошел…
– Почему не прошел?
– Сомнения насчет него появились…
– У кого?
– Хороший вопрос.
Старостин крепко задумался. Действительно, кто знал, что Востриков мог отказаться от своих показаний?
– Тупиковый вопрос, – подхватил Прямыхов. – Для тебя, Старостин, тупиковый. Только у тебя и могли возникнуть сомнения. Ну, еще и у меня… Но Шадрин у меня жену не уводил. Он у тебя жену увел. Мужик ты крутой, поэтому обиду проглотить не смог. Сначала челюсть Шадрину сломал, а сегодня вот…
– Не убивал я его.
– Ну, Голикова тоже так говорила.
– Голикова? При чем здесь Голикова?
– Ну, ты же ей не поверил, под стражу ее взял.
– Под стражу я ее не брал. Снегов решение принимал… И не убивала она. И правильно говорила, что не убивала… Хотя…
– Что хотя?
Прямыхову пришлось повторить этот вопрос дважды, чтобы достучаться до Федора. Завис он в раздумье так, что выпал из действительности.
А ведь он делился с Надеждой своими сомнениями. И она понимала, что показания Вострикова ненадежны. Возможно, ей это совсем не нравилось. Вдруг это она убила своего мужа?.. Нет, не сама это сделала, а нанятый ею убийца постарался. Только киллер поступил глупо. Ему нужно было убить Голикова где-нибудь в стороне от дома, а он сделал это в непосредственной близости. И этим обрек Надежду на самодеятельность, которая и привела ее в камеру изолятора. Киллер попытался исправить свою ошибку, поэтому для отвода глаз убил Молодова. А тут еще Федор вышел на Вострикова, отправил в отделение, где им занялся Прямыхов. Востриков признался в убийстве, все вроде бы шито-крыто. Но не поверил Федор в его вину, поэтому Надежда и засуетилась.
Две ночи он провел у нее. И все это время его дом оставался без присмотра. Барс оказался плохим сторожем, ну, может, гавкнул пару раз, когда некто забрался во двор дома, проник в сарай… И туфли подбросить не проблема. Особенно если этот некто успел подружиться с Барсом. Прикормил щенка, когда забирал туфли, и тот ночью даже не гавкнул…
Возможно, загрязненные туфли сегодня ночью и подбросили. Если они стояли у крыльца, Федор мог просто не обратить на них внимания. А возможно, эти туфли появились уже после того, как он отправился на работу.
– Что хотя?
– Да нет, ничего. – Не станет он говорить про Голикову. Все равно Прямыхов не поверит.
– Кто мог тебя подставить?
– Не знаю, – пожал плечами Старостин.
– А я знаю. Ты сам себя и подставил… Я же знаю, этот элитный поселок тебе, Федя, как кость в горле.
– Ну, я бы так не сказал.
– Да? А кто с этой элитой воевал? Кто хотел у них реку отобрать?
– Ну, это моя земля, на моей земле должен быть порядок…
– Но ведь было?
– Было.
– А жену кто у тебя отбил?
– Во-первых, я сам виноват. А во-вторых, это дело прошлое…
– Прошлое – это бомба, которая взрывается в настоящем. Вот у тебя и взорвалось.
– Хорошо говорите, Илья Викторович, только неправда ваша.
– Правда, Федя, правда. И ты прекрасно это знаешь… Ловко ты все придумал, Федя.
– Что я придумал?
– Да все… Голикова убил, а на его жену все свалил.
– Здорово у вас плести получается. Только нитки белые…
– Ну, белые не белые, а все сходится… И Молодова ты выслеживал, знал, что он с Зотовой встречается. Поэтому и придумал эту историю с ее братом. Дескать, в сговоре они…
– Может, я и заточку ему с куриной кровью подбросил?
– Да нет, это он сам…
– Так, может, надо было настоящее орудие убийства ему подкинуть?
– Жалеешь, что не догадался? – усмехнулся майор.
– Вам бы в цирке выступать, жонглировать у вас хорошо получается. Словами жонглируете.
– Не словами, а фактами…