– Нет никого, – покачал головой Федор. – Окна темные.
– И у нас в машине окна темные, – пошутила Валентина, – это же не значит, что нас здесь нет.
– Ну, да, может, спит, – кивнул он и, неожиданно приняв решение, вышел из машины. – Я сейчас, – бросил он на ходу, идя к воротам.
– Может, просто спит, может, со смыслом.
Осторожно приблизившись к забору, Федор нашел щель и тут же увидел несущегося на него большого пса. Собака не гавкала, она утробно рычала – верный признак того, что не напугать врага она собирается, а напасть, чтобы зубами вцепиться ему в глотку.
Сначала он инстинктивно шарахнулся назад и только потом до него дошло, что забор – надежная преграда для пса. Но развить эту мысль Федор не успел. Что-то тяжелое вдруг обрушилось на голову, и его закрутило в звенящую пустоту.
Нет, он не потерял сознание. Он даже куда-то побежал, ничего не соображая, только ощущая, как ноги куда-то несут онемевшее тело…
Эта косая улыбка не сулила ничего хорошего.
– Что-то ты путаешь, Старостин. Никто не подъезжал к Рыхлиной, никто не спрашивал у нее про дочь, – с ухмылкой сказал Прямыхов.
– Ну, как же, мы с Валентиной у нее были.
Федор почувствовал, как у него закружилась и разболелась до треска в костях черепа голова.
Он смутно помнил, как убегал от обрушившейся на него опасности. Надо было Валентину спасать, но он тогда совершенно ничего не соображал. Сознание вырубилось, включились рефлексы. Тупые животные рефлексы. Он бежал, потом упал на дороге, отключился, а кто-то его подобрал и отвез в больницу.
Там, возле дома Молодовой, кто-то с силой опустил ему на голову что-то тяжелое и прочное, но череп выдержал удар – обошлось без проломов и трещин. Правда, внутренняя гематома все-таки образовалась, поэтому он два дня уже в больнице. Боль вроде проходить стала, и головокружение уже не донимало, как прежде. Но вот появился Прямыхов, и голова снова трещит по швам…
Федор уже давал показания, объяснил, чем и с кем занимался перед тем, как получить по голове. Следователь взялся за дело, но вдруг выяснилось, что никакой Валентины не было.
– Не знаю, Рыхлина говорит, что не было ничего такого…
– Но я же с Валентиной уезжал из Подречной. Вечером выезжал, есть свидетели. Мы в Замятск поехали, за Яремчуком следить.
– Есть такой, – ехидно усмехнулся Прямыхов. – Яремчук Василий Алексеевич. Он на тебя заявление в прокуратуру написал. Сказал, что ты к нему в дом ворвался, ограбить его хотел. Телефон у него пытался отобрать. Это было, с этим я поспорить не могу.
– Не хотел я его грабить. И телефон отбирать не собирался. Просто хотел в память заглянуть…
– Ты в свою память, Старостин, загляни. Вспомни, что со своей бывшей женой сотворил? Что ты с ней по пути в Замятск сотворил…
– А почему по пути в Замятск? Почему не в самом Замятске? – назло начальнику съехидничал Федор.
Но тот даже глазом не моргнул.
– А то, что машину на пути в Замятск нашли, в двух километрах она стояла.
– Какую машину?
– «Хонду» нашли, зарегистрированную на Шадрину Валентину Сергеевну. А вот самой Валентины Сергеевны в машине не было. Нашли только кровь на сиденье. Точнее, на спинке сиденья. Как будто ее в шею заточкой ударили…
– Кто ударил? – Старостин крепко сжал кулаки, пытаясь сдержать себя, но из-за напряжения в мышцах головная боль только усилилась.
Увы, но сослаться на головную боль, чтобы выставить Прямыхова за дверь, он не мог. Как бы ни тяжела была предложенная тема, он не мог от нее увильнуть. Это была чаша, которую предстоит испить до конца.
– Вот и я сам думаю кто, – с кривой насмешкой смотрел на него Прямыхов.
Вне всякого сомнения, для себя он уже все решил. Осталось только принудить к согласию Федора.
– А труп есть?
– На этот раз убийца оказался умнее. Он спрятал труп. Но ничего, мы обязательно его найдем.
– На моей одежде кровь была?
– Была.
– Это моя кровь.
– Да, и твоя кровь тоже…
Старостин закрыл глаза, приложив к вискам пальцы. Головная боль унималась, но при этом она не заглушала мысли. Да и не могла заглушить, поскольку в такой ситуации, как сейчас, мыслительный процесс не мог быть слабым по определению. На кону стояла его судьба.
Похоже, он стал жертвой страшного розыгрыша. Валентина, должно быть, знала, в чем обвинял его Прямыхов, на этом, возможно, и решила сыграть. Не зря же она втерлась к нему в доверие, навязала свою помощь, отправилась вместе с ним на поиски Катерины и даже помогла найти ее след. Федор вышел на Яремчука, но так ничего толком от него не узнал. Дальше Валентина взяла инициативу в свои руки… Не звонила она Дыбиной, это была всего лишь имитация разговора с ней. Не узнавала она адрес, по которому жила мать Тамары Молодовой. Зачем, если она и без того все знала? И не мать Тамары к ней ночью выходила, не у нее она узнала про дом, в котором могла жить Молодова…
Федор заглотил наживку, подошел к забору подозрительного дома и получил удар по голове. Нет, Валентина не собиралась его убивать, она хотела, чтобы черепно-мозговая травма лишила его памяти. На это надеялась, потому и бросила на дороге машину со следами своей в ней крови… Зачем? А затем, чтобы сделать Федора крайним. Чтобы его обвинили в убийстве Шадрина…
– Ты готов признаться? – поторопил его Прямыхов.
– В том, что я оборотень? – невесело усмехнулся Федор. – В том, что я не помню, что творил?
– Давай, давай, облегчи свою душу.
– Я не оборотень. И никогда им не был.
Скорее всего, на такое обвинение Валентина и рассчитывала.
Очень даже может быть, она била на поражение, просто ей не удалось убить Федора… Действительно, глупо рассчитывать на амнезию, когда его собственная смерть не просто выставит Федора виновным, но и лишит его возможности оправдаться. Будь он сейчас покойником, дело о тройном убийстве, возможно, уже закрыли бы в связи со смертью виновника преступления. Прямыхов позаботился бы о такой формулировке.
Да, ловко перехитрила его Валентина. Очень ловко.
Но почему тогда пропала Катерина?.. Возможно, она каким-то образом узнала о причастности Валентины к убийству мужа.
А куда делся Ольгин?.. Может, он поплатился за то, что помог Федору избежать наказания в первом случае? Миша увел подброшенную улику, чем вывел своего начальника из-под удара… А может, Валентина ничего с ним плохого и не сделала, всего лишь провела «воспитательную работу» и вернула его под свое крыло. Возможно, Ольгин был ее любовником. Что ж, это закономерно. И у Голиковой был любовник, и у Молодовой, а чем Валентина хуже? Любовник Голиковой помог ей справиться с мужем, а Ольгин помог Валентине решить аналогичную проблему. Под шумок, так сказать, это сделали… Только Миша не до конца принял коварный план своей любовницы и в последний момент отказался топить своего начальника…