– Я и так жизнью давно наизнанку вывернутый! – с неожиданной философской тоской проговорил алкаш. – Коли ты меня теперь обратно вывернешь, может, оно и лучше, может, я заново человеком стану! А только мне тут сидеть никак невозможно…
– Это еще почему?! – изумился Штопор, который не привык, чтобы ему перечили.
– Потому, что мне непременно поправиться надо! – чуть ли не простонал алкаш. – Я с самого раннего утра мучаюсь! Теперь вот вроде и деньги есть, а никакого мне облегчения!
– Ну, дед, с этим у тебя точно проблем не будет! – Штопор покачал головой и рассмеялся. – Вот тебе, не мучайся! – И он плеснул в стакан хорошую порцию золотистого французского коньяка.
Алкаш буквально присосался к стакану. Глаза его увлажнились, на них выступили слезы счастья. Лицо порозовело, он даже как будто помолодел. Справившись с содержимым стакана, он поднял на своего благодетеля умиротворенный взор, в котором светилась готовность к дальнейшим подвигам.
– Ну как, дед, – осведомился Штопор из чисто этнографического любопытства. – Понравилось пойло-то? Небось никогда в жизни такого пробовать не приходилось!
– Понравилось, как не понравиться! – вежливо проговорил алкаш. – Разве же оно, родимое, бывает плохое? Оно бывает либо хорошее, либо очень хорошее! Только я тебе, по честности, скажу, как другу: вы люди, конечно, ученые, вы все гораздо лучше понимаете, а мы – люди темные… только настойка овса или, для примера, боярышника, которая по десять рублей в аптеке продается, она как-то лучше будет, ее организм веселее принимает… другое дело, что аптекарша не всякому продаст, может и прогнать, ежели ей личность не понравится…
– Настойка овса?! – переспросил Штопор.
– Овса, – рассудительно подтвердил дядя Миша.
– Или боярышника?!
– Боярышник – тоже годится, но овес – оно как-то даже лучше. То есть она! У ей, как будто, это… букет богаче!
– Букет?! – в восторге повторил Штопор и захохотал во все горло.
Отсмеявшись, он нажал кнопку, вызвав своих людей, и распорядился:
– Собрать к вечеру десять человек, на двух машинах. Поедем с Хорьком, падлой, разбираться! Дед этот пусть у нас пока посидит… на кухне, что ли. Выпить ему дайте, только смотрите, чтобы он до смерти не ужрался. И еще… поменяйте-ка ему сотку баксов на деревянные.
– Едем домой! – жалобно попросила Лола, сняв рыжий парик и кое-как стерев с губ ужасную помаду. – Если я немедленно не приму ванну, я умру…
Леня оглянулся, и Лоле показалось, что он слегка обнажил клыки, как породистая овчарка: вроде бы не рычит, но бывалый человек сразу поймет, что лучше с ней не связываться. Лола же не прониклась серьезностью момента и продолжила еще жалобнее:
– Ленечка, у нас до вечера еще куча времени. А в этой жуткой коммуналке не ванна, а горе одно…
– Слушай, прекрати ныть! – вспылил Маркиз. – Надоела уже!
Лола прерывисто вздохнула и отвернулась так резко, что Маркиз не успел заметить выступившие у нее на глазах слезы. Она ему надоела, она ему только мешает! И вообще в последнее время Ленька стал ужасно противным. То есть это потому, что она, Лола, его раздражает. Спору нет, раньше он часто ей помогал, он вытаскивал ее из разных передряг. Но для чего он это делал? Чтобы успокоить собственную совесть и получить свою порцию благодарностей! Да-да, Лола поняла это только сейчас. А по правде – ему нет до Лолы никакого дела. И Пу И он не любит… Хотя при чем тут Пу И? Ведь Пу И – это все же собака, он не может заменить Лоле любимого человека… которого у нее нет!
Стоило случиться действительно серьезной неприятности, как Ленька сразу же стал относиться к Лоле из рук вон плохо. Она его раздражает, он обзывает ее дурой, все время ругается…
– Слушай, – заговорил Маркиз, удивленный долгим Лолиным молчанием, – у тебя что – приближаются критические дни? Какая-то ты нервная и легковозбудимая, прямо как твой ротвейлер…
Лола не огрызнулась, как обычно, когда обижали ее любимого песика – сам, мол, ты ротвейлер, и Леня еще больше удивился. Лола же произвела в уме необходимые подсчеты и поняла, что – да, критические дни скоро наступят. «А зачем мне их считать? – задала она себе горький вопрос. – Если я уже очень давно не занималась любовью». И тут же она вспомнила про Глеба. И о том, как он лежал рядом с ней, убитый, и ее щека была мокрой от его крови… Проклятая жизнь украла у нее все, даже светлые воспоминания о первой любви! Господи, ну отчего ей так не везет?!
Маркиз, уставший слушать, как Лола шмыгает носом, усилием воли подавил раздражение и спросил как можно мягче:
– Хочешь, остановимся у аптеки, купим тебе какое-нибудь успокоительное?
– Спасибо! – с ненавистью заорала Лола. – Спасибо тебе за все заботы обо мне – в прошлом и в будущем!
«Ну и ну! – рассердился Маркиз. – Глупая, взбалмошная, несерьезная девка! Никого не любит, кроме своего пса, да и то, там почти все – напоказ!»
«Зачем я говорю о будущем? – думала Лола. – У нас с ним не может быть никакого будущего. Либо нас убьют люди Хорька, либо – не они, но когда-нибудь это обязательно случится…»
Лола закрыла глаза и поклялась себе, что это их дело будет для нее лично последним. Если все кончится хорошо и они выпутаются, она прекращает преступную деятельность. В противном случае пусть ее поразит гром, как клятвопреступницу! Она сама не знала, зачем она поклялась. Просто что-то подсказывало ей, что в этом трудном и опасном деле недостаточно будет обычного Ленькиного везения: требовалось заручиться поддержкой высших сил.
В половине восьмого в квартире Хорька появился Бритва с двумя людьми. Перец, невысокий смуглый мужчина с кривым шрамом на щеке, все время как-то странно передергивался всем телом и щурил узкие темные глаза, словно хотел рассмотреть что-то маленькое за спиной своего собеседника. Синелапый, рослый и пузатый тип, наоборот, держался очень спокойно и выглядел каким-то сонным. Впрочем, это не мешало ему отлично водить машину и не теряться в самых опасных ситуациях, за что его особенно ценили в уголовной среде.
– Стволы проверили? – осведомился Хорек, внимательно осматривая свой маленький отряд.
– А как же! – Синелапый сонно улыбнулся и похлопал себя по карману. – Он у меня всегда в порядке!
– А ты, Перец, как всегда, нанюхался! – недовольно прошипел Хорек. – И так вечно дергаешься, как припадочный! Говорил тебе сто раз: перед делом – никакой наркоты!
– Да я в порядке! – огрызнулся Перец. – Гляди, руки не дрожат! Лучше, что ли, было бы, если б меня ломало?
– Ох, доиграешься ты! Ладно, пошли, нам через весь город ехать, а я хочу оказаться на месте первым.
Все четверо направились к машине. Хорек нес в руках чемоданчик. Он берег свою кладь как зеницу ока.
Синелапый вставил ключ в зажигание, повернул его и тронулся с места.
Ни он, ни Хорек не заметили маленьких усовершенствований, которые в их отсутствие произвел в машине Ухо.