– Нет уж! – Лола даже подпрыгнула на сиденье. – Там я совсем с ума сойду с этими соседями!
– Тогда прекрати истерику, – строго сказал Леня, – веди себя тихо и слушайся старших. Сейчас ты забежишь вон в тот «Макдоналдс», возьмешь еды. Поедим прямо в машине, потом наведи красоту – и чтобы поярче… парик рыжий у тебя с собой?
– Опять рыжий, – надулась Лола, – мне этот цвет не идет, хочу быть блондинкой…
– Ты права, дорогая, – улыбнулся Маркиз, – если верить Мерилин Монро, джентльмены, конечно, предпочитают блондинок, но там, куда мы сейчас поедем, джентльменов днем с фонарем не сыщешь! Так что перестань капризничать и делай что говорят.
Примерно через час Маркиз и Лола подъехали к захудалой рюмочной на Петроградской стороне. Около этого третьесортного заведения толклась та специфическая публика, которой никогда не касается веяние времени – девятнадцатый ли век на дворе, двадцатый или двадцать первый, мрачные времена царизма, светлое царство исторического материализма или еще более светлая эпоха построения отечественного капитализма с человеческим лицом, – этих людей волнует только одно: где бы достать немного денег на опохмел?
Землистый цвет лица, мешки под глазами, трясущиеся руки – вот те признаки, по которым члены этого «тайного общества» безошибочно узнаю́т друг друга в толпе, а всевозможные рюмочные, распивочные и пивные приманивают их своим тусклым светом, как керосиновая лампа – насекомых.
Так было во времена Достоевского, так было и задолго до него. Все изменилось в стране, сама страна изменилась до неузнаваемости, но какой-нибудь дядя Паша или Гришка Сундук по-прежнему с раннего утра озабочен одной-единственной неотступной мыслью: где бы выпить?
Лола напялила свой выдающийся рыжий парик, надела ту самую трикотажную ярко-красную кофту, облачившись в которую она сумела договориться с уборщицей учреждения, где работала криминальная девица, мазнула по губам немыслимой «тропической» помадой, выбралась из машины и решительно направилась к группе похмельных страдальцев.
Леня послал свою подругу на переговоры из чисто психологических соображений: при столкновении с такой яркой женщиной слабая память алкашей не сохранит ничего, кроме ярко-рыжих волос, красной кофты и огненных губ незнакомки.
– Эй, дядя! – поманила Лола сутулого красноглазого мужичка совершенно неопределимого возраста, с жабьим одутловатым лицом, одетого в подростковые бесцветные брючки и застиранную безразмерную футболку с едва различимой надписью «Металлика».
– Эй, дядя! – повторила она чуть громче. – Сто рублей хочешь?
Мужичок встрепенулся, сбросил тоскливое мучительное оцепенение и кинулся навстречу зову судьбы, провожаемый завистливыми взглядами товарищей по несчастью.
Лола свернула за угол и остановилась, поджидая своего измученного похмельным синдромом избранника.
– Что сделать-то надо, девонька? – торопливо осведомился он, боясь, что прекрасная незнакомка тут же исчезнет, растворившись в воздухе, как уже неоднократно случалось в его жизни с чертями, русалками и прочими порождениями больного сознания. – Что сделать-то? Ты мне только скажи, я все мигом спроворю! Не сумлевайся! Сто рублей, это ж! Это ж какие деньги! Это ж сумма! Это ж сколько можно купить!..
– Сумеешь запомнить, что я тебе скажу? – спросила Лола, с сомнением вглядываясь в испещренные кроваво-красными прожилками тусклые глазки своего нового знакомого.
– Смогу, девонька, не сумлевайся! – Мужичок так и рвался в бой, мысленно пересчитывая ожидаемый гонорар в количество пузырьков с настойками овса и боярышника, средства для очистки стекол или других столь же колоритных напитков. – Ты мне только скажи, чего запоминать, а я уж не подведу!
– Бильярдную на Большой Монетной знаешь?
– Как не знать! – Мужичок гордо ударил себя в хилую грудь. – Всю жизнь, почитай, на Петроградке!
– Пойдешь сейчас в эту бильярдную…
– Так не пустят же меня… – с сомнением проговорил страдалец, – там такие мордовороты у дверей стоят… А у меня одежонка, сама ведь видишь, больно неказистая…
Лола хотела было сказать, что неказиста у него не только одежонка, но пощадила самолюбие своего собеседника и уверенно заявила:
– Не бойся, пустят. Ты им вот что скажешь… только уж смотри – ничего не перепутай!..
* * *
Через полчаса перед импозантным входом бильярдной с громким, но несколько двусмысленным названием «Звездная пыль» появился замурзанный алкаш в подростковых брючках и футболке «Металлика».
Плечистый накачанный охранник отлепился от колонны, которую он подпирал с задумчивым видом, и с отвращением прошипел:
– А ну, вали отсюда, мразь помойная! После тебя тротуар хлоркой мыть придется!
– Ты, это, парень, погоди, не гони меня! – испуганно проговорил алкаш. Несмотря на уверенность, которую внушила ему рыжая девица, он сильно оробел при виде роскошных дверей и мордатого охранника. – Ты, парень, обожди! Я не просто так, дело у меня важное к Валерию Петровичу!
– К кому? – весело удивился охранник. – К Валерию Петровичу?
– К Штопору, – уточнил алкаш.
– У тебя?! К Штопору?! – Охранник сложился пополам от хохота. – Ой, не могу, умираю!
– Чего тут у тебя? – выглянул из дверей бильярдной второй мордоворот, похожий на первого, как одна долларовая бумажка на другую. – Ты чего это так веселишься?
– Да вот, – вытирая заслезившиеся от смеха глаза, проговорил охранник. – Вот этот вот… плевок кошачий говорит, что у него к Штопору важное дело! К Валерию Петровичу!
Второй орангутанг изумленно уставился на алкаша и, осознав сказанное коллегой, разразился таким же богатырским хохотом.
– Представляешь, что скажет Штопор, если мы к нему такое насекомое приведем?!
– Вы, ребята, того, не ржите, – обиженно проговорил мужичок, – меня правда с разговором послали! Вы Штопору… Валерию Петровичу, скажите, что это про доктора, про этого… как его… – алкаш мучительно напряг пропитые мозги, – про Юрия Львовича Папель… Стапель… Наппельбаума! – Он наконец с гордостью выдал тщательно заученную трудную фамилию. – Я Штопору должен передать, кто этого доктора того… замочил!
– Чего, Толян, – один охранник задумчиво поглядел на другого, – может, и правда, этого козла кто-то с серьезным делом прислал?
– Вот этого-то? – Толян с сомнением и неудовольствием оглядел неказистую фигуру посланника. – Больно уж он… ну, ты ж меня понимаешь!
– Эй, ребята, – алкаш напомнил им о своем существовании, – вы, это, только скажите Штопору, что дело того доктора касается, а он уж пускай сам решит… а то как бы он после не рассерчал!
– Ты тут еще командовать будешь! – рявкнул Толян. – Сами знаем, что делать! Как, говоришь, доктора зовут?
– Паппель… Наппельбаум, кажись… в общем, скажи – Юрием Львовичем.