Я вспомнил рассказ Билла Кенига про то, как Фрици, работая в Отделе по борьбе с наркотиками и проституцией, заразился сифилисом, переспав с какой-то проституткой, после чего его отстранили от работы до излечения.
— Он подхватил дурную болезнь, так?
Откашлявшись, Салли сказала:
— Я слышала, что он подцепил сифилис и у него поехала крыша. Он посчитал, что его заразила чернокожая девка, и поэтому, прежде чем начать лечиться, он совершил налет на публичный дом в Уотсе и перетрахал там всех девчонок, заразив и их тоже. Некоторых он поимел в глаза, и две девочки ослепли.
Я почувствовал еще большую слабость в ногах, чем в ту ночь на складе. Расс сказал:
— Спасибо, Салли.
Я произнес:
— Пошли брать Джонни.
Мы поехали в центр на моей машине. Джонни работал в дневную смену, с небольшой переработкой вечером. Он должен был обходить днем свой район, поэтому у нас был хороший шанс застать его в 11 утра одного.
Я ехал не торопясь, стараясь не пропустить его фигуру в привычном синем сержантском мундире. Расс положил на приборную панель шприц и ампулу с пентоталом, которые он сохранил с того дня, когда мы допрашивали Рыжего Мэнли; даже Расс понимал, что нам предстоит поработать физически. Мы проезжали мимо здания благотворительной миссии, когда я заметил его — одного, отчитывающего каких-то бродяг возле урны с мусором.
Я вышел из машины и позвал его. Фогель-младший погрозил пьяницам и, заложив большие пальцы за ремень, не спеша направился в нашу сторону.
Едва он успел спросить, почему я в штатском, как его настиг мой удар в живот. Он согнулся пополам. Я схватил его и несколько раз ударил головой о крышу машины. Потеряв сознание, он рухнул на землю. Подошедший Расс, закатал ему рукав на левой руке и вогнал в вену полный шприц «лекарства от лжи».
Теперь Джонни был в полной отключке. Я вытащил из его кобуры 38-й и бросил на переднее сиденье, затем затащил Фогеля назад и плюхнулся рядом с ним. Расс сел за руль. Мы покатили по аллее. Пьяницы замахали нам вслед.
Поездка до «Эль Нидо» заняла полчаса. Джонни несколько раз о чем-то смеялся в своем наркотическом бреду и пару раз чуть было полностью не очнулся. Когда мы подъехали к гостинице, Расс пошел посмотреть, есть ли люди в вестибюле. Убедившись, что там никого нет, он подал мне знак. Взвалив на плечо Джонни, я потащил его в комнату 204. Тяжелее я в жизни ничего не таскал.
На пути в номер он наполовину очухался; когда я сбросил его в кресло и приковал левую руку к батарее отопления, он приоткрыл глаза. Расс заметил:
— Пентотал будет действовать еще несколько часов. Он не сможет нас обмануть. Я смочил в ванне полотенце и обмотал им лицо Джонни. Он закашлял, и я снял полотенце.
Джонни захихикал. Я сказал:
— Элизабет Шорт, — и показал на фотографии на стене. Мокролицый Джонни пробормотал:
— Что с ней?
Я снова замотал его полотенцем. Он захрюкал задыхаясь; я позволил ему стащить с себя этот махровый сырой комок.
— А как насчет Лиз Шорт? Ты помнишь ее?
Джонни засмеялся. Расс показал мне рукой, чтобы я сел рядом с ним на кровать.
— Тут есть свои методы. Давай я буду задавать вопросы, а ты постарайся сдержать свою злость.
Я согласно кивнул. Теперь Джонни видел нас обоих, но его зрачки сузились до размеров булавочной головки, а лицо выглядело вялым и отупевшим. Расс спросил:
— Как тебя зовут, сынок?
Едва двигая губами, он ответил:
— Ты знаешь, лейтенант.
— Все равно скажи.
— Фогель, Джон Чарльз.
— Когда ты родился?
— 6 мая 1922 года.
— Сколько будет шестнадцать плюс пятьдесят шесть?
Джонни на минуту задумался потом ответил:
— Семьдесят два, — и переключил свое внимание на меня. — Зачем ты меня ударил, Блайкерт. Я тебе ничего плохого не делал.
Толстяк был действительно сбит с толку. Я промолчал. Расс продолжил:
— Как зовут твоего отца?
— Ты его знаешь, лейтенант. О... Фридрих Фогель. Коротко — Фрици.
— Коротко как Лизу Шорт?
— Конечно... как Лиз, Бетти, Бет, Орхидея... много разных имен.
— Вспомни январь этого года, Джонни. Твой отец захотел, чтобы ты потерял девственность, так?
— А... да.
— Он на два дня купил для тебя женщину, так?
— Не женщину. Ненастоящую. Шлюху. Шл-ю-ю-ю-ху. — Растянув слог, он засмеялся и попытался захлопать в ладоши, но не смог — одна рука ударилась о грудь, а другая, закованная в наручник, лишь слабо дернулась. Он жалобно простонал: — Так нечестно. Я все расскажу папе.
Расс спокойно ответил:
— Это ненадолго. Ты переспал с проституткой в «Билтморе»?
— Да. Папа снял для меня лучшую, потому что он знал ее сутенера.
— И в «Билтморе» ты встретил Лиз Шорт, так?
Лицо Джонни исказила гримаса — глаза задергались, губы задрожали, на лбу выступили вены. Он напомнил мне посланного в нокаут боксера, пытающегося встать на ноги.
— А... верно.
— Кто тебя с ней познакомил?
— Как то бишь ее звали... ну... эта шлюха.
— И что вы с Лиз делали, Джонни? Расскажи мне.
— Мы... трахались три часа и играли в игры. Все за десять баксов. Я давал ей Большой Шницель. Мы играли в Лошадку и Наездника, я ее слегка выпорол. Лиз мне понравилась больше, чем та блондинка. У Лиз были чулки на ногах, она сказала, чтобы никто не увидел ее родимые пятна. Ей понравился мой Шницель, и она не заставляла меня полоскать рот, прежде чем ее поцеловать, как та блондинка.
Я подумал о порезе на бедре Бетти, и у меня перехватило дыхание. Расс спросил:
— Джонни, это ты убил Лиз?
Толстяк вздрогнул.
— Нет! Нет, нет, нет, нет! Нет!
— Ш-ш-ш. Спокойно, сынок. Во сколько Лиз от тебя ушла?
— Я ее не резал!
— Мы верим тебе, сынок. Так во сколько Лиз от тебя ушла?
— Поздно. Поздно вечером в субботу. Может, в двенадцать, может, в час.
— Ты имеешь в виду уже в воскресенье?
— Да.
— Она сказала, куда пойдет?
— Нет.
— Она называла имена каких-нибудь мужчин? Приятелей? Мужчин, с которыми собиралась встретиться?
— Э... упоминала какого-то летчика, за которым она была замужем.
— И все?