Но почему ее держали в неведении? Внезапно в ее голове возникла леденящая мысль, которая ударила ей в самое сердце. Александр мог держать в тайне известие о приближающемся сражении по одной причине – он боялся, что она его предаст. Выругавшись, она выскользнула из кровати, слишком разъяренная, чтобы думать о своей наготе.
– Ты мне не доверяешь. Ты только что высказал уверенность, что я не буду замышлять что-либо за твоей спиной, но теперь я вижу, что ты не был искренним. – Эйлис схватила ночную рубашку и направилась к двери в ее спальню.
– Эйлис, о чем ты?
Она повернулась и бросила на него суровый взгляд:
– Я говорю, что мне нанесено оскорбление.
– Какое оскорбление? – буквально заревел Александр.
Он был искренне изумлен, что первый раз в его жизни женщина ему противоречит.
– Прекрати эти игры, Александр Макдаб. Ты ждал до сегодняшнего утра, чтобы сказать мне об этом сражении. Ты боялся, что я стану шпионить в пользу своих родственников.
– Ты сошла с ума! Возвращайся обратно и послушай, что я хочу сказать.
Его слова прозвучали так надменно, так снисходительно и повелительно, что Эйлис подумала – не направиться ли назад, чтобы ударить его прямо в нос кулаком.
– Нет. Я полагаю, что меня уже достаточно дурачили. – Она снова двинулась по направлению к своей комнате.
Выругавшись, Александр соскочил с кровати и догнал Эйлис. Она не успела выскользнуть. Он схватил ее сзади и, не обращая внимания на ее проклятия, повел обратно к кровати. Уложив Эйлис на простыни, он накрыл ее своим телом. Когда Александр наконец посмотрел на нее, прямо в лицо, то не смог удержаться от улыбки. Волосы Эйлис так спутались, закрывая лицо, что в них были видны только два яростных глаза. Он завел ее руки ей за голову и перехватил их так, что мог держать за запястья одной рукой, после чего начал мягко освобождать от волос ее лицо свободной рукой.
– У меня никогда не было подобных трудностей с женщиной, – пробормотал он и, отведя прядь с ее носа, оставил на его кончике поцелуй.
– Теперь у тебя есть эта трудность? – Его тяжесть, нежность его поцелуев лишили ее злости. – Оставь меня, ты, большой белобрысый чурбан. – Меньше всего она хотела, чтобы ее праведный гнев исчез из-за его красоты и ее собственной страсти, тем не менее она могла видеть, что именно так и происходит.
– Ты, возможно, не подозреваешь, какой «трудностью» являешься, – произнес он. – Я никогда не думал, что ты предашь меня или обитателей Ратмора, моя любовь. Говоря по правде, то, что ты можешь меня предать, никогда не приходило мне в голову все время, как я планировал сражение, и это говорит, насколько я тебе доверяю.
Она не сразу поверила этим тихим словам. Но когда поверила, это было подобно возвращению к жизни.
– Тем не менее ты сделал все, чтобы я ничего не знала о предстоящем сражении. Я слышала какие-то слухи, но я думала, что мои чересчур заботливые сиделки хотят защитить меня от всего, и именно поэтому я слышала столь мало.
– Именно защитить тебя я и намеревался. Дорогая, мы скоро будем сражаться с твоим дядей, последним твоим родственником. Завтрашнее сражение будет битвой между твоим кланом и кланом, членом которого ты стала, выйдя замуж. Именно твой дядя и собирается напасть на родственников твоего ребенка и детей Майри. Я хочу тебя от этого защитить.
– Поскольку ты не знаешь, какую сторону я захочу занять.
– Нет, я очень хорошо знаю, какую сторону ты выберешь – мою. Есть еще одна вещь, которая говорит мне, что я больше не смотрю на тебя как на одну из Макфарланов, к которой я воспылал ненужной страстью, а считаю женщиной, которую желаю, но которой случилось принадлежать клану Макфарланов. Прошло уже много времени с того момента, как ты перестала быть частью моего плана мести, очень много. Разве ты не поняла это? – Александр почувствовал, что напряжение и сопротивление исчезло, и освободил ее запястья.
Эйлис не хотела, чтобы ее что-то отвлекало. Но Александр медленно стал гладить ее грудь и живот, и она потеряла контроль над собой. Эйлис попыталась бороться с соблазнительными ощущениями от его умелых прикосновений, хотела противиться их путающему мысли влиянию. То, что он говорил, то, как объяснял свои действия, имело смысл, тем не менее она не была уверена, что может полностью доверять его словам. Александр начал медленно целовать ее шею и грудь, но Эйлис решила, что сделает вывод о его искренности до того, как забудет все упреки.
– Почему я должна тебе верить? – спросила она, ее голос казался почти бездыханным выдохом, когда он медленно тронул кончики ее грудей языком. – Ты ясно сказал о своем недоверии к женщинам.
– Я сказал, но – ответь мне на это – лгал ли я тебе когда-нибудь? – Он мягко потерся о ее тело, наблюдая за ее лицом. Ему понравилось, как заалели ее щеки, а веки отяжелели.
– Не играет роли, что не лгал. Если мы ведем разумную беседу, ты должен прекратить свою игру. Я не способна думать спокойно, когда ты так поступаешь. – Она задрожала, когда он медленно втянул в рот ее затвердевший сосок.
– Что еще я могу добавить? Я сказал тебе, почему столь сильно стремился, чтобы ты не знала об этом сражении. Я не могу доказать, что говорю правду. Могу в этом только поклясться. Клянусь, что я всего лишь хотел, чтобы тебя не мучило, что ты повернулась против своих родственников. Веришь ты мне или нет?
– О да, думаю, что верю! – Она обняла его за шею и прижала к себе.
– Ты думаешь, что веришь?
– Говоря по правде, в данный момент я почти не способна думать. – Александр принялся ласкать ее бедра, и Эйлис открыла себя ему и вздохнула с несдерживаемым наслаждением в ответ на интимные ласки. – Боюсь, что то, как ты меня касаешься, лишит меня разума.
– Хорошо, я охотно предпочел бы девушку без мозгов.
Эйлис рассмеялась, понимая, что он ее поддразнивает, затем томно застонала, когда он начал покрывать ее живот мягкими поцелуями.
– Для мужчины, который столько времени изображал монаха, ты на редкость жаден.
– Ты напомнила мне об удовольствиях, в которых я столь глупо себе отказывал. Я хочу насладиться тобой сполна, если уж мне утром предстоит участие в сражении.
Напоминание о предстоящем сражении мгновенно погасило страсть Эйлис. Она хотела верить в победу Макдабов, но не могла не понимать, что рискует снова попасть в руки своих родственников. Она, может, и смогла бы защитить своего ребенка – хотя бы тем, что объявила бы его мертвым и попросила какую-нибудь женщину унести его, – но верного способа спасти Александра она не видела. Эта ночь могла оказаться последней для них обоих. Может, эта ночь останется в ее памяти самым дорогим воспоминанием.