А попробуй ты его возьми на самом деле!
После убийства он наверняка залег так хорошо, что в ближайшее время его никто не отыщет – ни полиция, ни дружки-дилеры, ни стукачи Гиттенса. Стало быть, оставалось только ждать, ждать и ждать. Рано или поздно он вынырнет на поверхность. Не он, так кто-нибудь из его банды совершит роковую ошибку.
Ждать пришлось относительно недолго – четыре дня.
Эти дни показались бесконечностью.
Ожидание было неприятно для всех, а я так совсем издергался.
С момента прибытия в Бостон я просто плыл по достаточно стремительному течению событий. И вдруг у меня словно ноги в иле увязли, и я остановился на неопределенное время.
Каждый день мы с Гиттенсом шныряли по Мишн-Флэтс, пытаясь расколоть кого-либо из обычных стукачей – посулами, угрозами, новыми посулами...
Все как воды в рот набрали.
Вечерами я копался в документах в офисе спецрасследований, или ужинал с Келли, или в одиночку подолгу бродил по центру города.
Я вдруг резко разлюбил Бостон.
Возможно, тому виной мое странное настроение в те дни.
Город казался мне замкнутым в себе, необщительным, закомплексованным – словом, достойная неофициальная столица Новой Англии со всеми ее дурацкими пуританскими традициями.
Скорее всего недостатки в таком объеме существовали не в самом городе, а в моем раздраженном воображении. Но с тех пор я так и не восстановил свои добрые внутренние отношения с Бостоном.
Умом я понимаю, что Бостон – город как город, со своими плюсами и минусами и со своими красотами. Но сердце мое к нему, похоже, навсегда остыло.
В четверг – в один из мучительных дней бездеятельного ожидания – я никак не мог заснуть в комнате отеля.
В полночь я вскочил с кровати и подошел к окну.
Я тосковал по дому, по Версалю.
Внизу шумел ночной город – я остановился в «Бэк-Бей-Шератоне» в Саут-Энде. Тут и ночью жизнь не стихает. Но это была чужая жизнь чужого и мне враждебного города.
Я до того захотел услышать знакомый голос, что позвонил в версальский полицейский участок. Сделаю вид, что проверяю, как у них идут дела.
Трубку снял... Морис Улетт. Тот самый, который любит постреливать в светофор на перекрестке перед своим домом.
– Ба! Морис, – удивился я, – а ты какими судьбами ночью в участке? Заарестовали?
– Отвечаю на телефонные звонки.
– Ты?
– Ну да.
– С какой стати?
– Ммм...
– Чья это была идея?
– Дика.
Тут к телефону подошел сам Дик Жину и коротко проинформировал меня о жизни участка в последние дни.
Про Мориса он доложил: взяли его на работу, потому как он все равно постоянно вертится под ногами в участке; так пусть выполняет что-нибудь полезное – он теперь на звонки отвечает, прибирается и прочую мелочевку выполняет. Кстати, Дайан забегала, про меня спрашивала.
– Я сказал, что ты в Бостоне крепко и надолго засел, – отрапортовал Дик. – Ты ей, бедняжке, сердце этим разбиваешь.
Я ощутил такую нежность к нему и ко всем, всем, всем – даже не ожидал, что буду так по Версалю убиваться!
– Дик, передай ребятам от меня привет и скажи, что у меня все в порядке. Хорошо?
– Хорошо, Бен. Так держать, старина. Я уверен, шериф гордится тобой.
– Дик, шериф – это я!
– Конечно, ты. Но ты понимаешь, кого я имею в виду.
– А как расследование в ваших краях?
– Идентифицировали отпечатки пальцев Брекстона – в бунгало его пальчики найдены аж в восьми местах! Думаю, он тот, кого вы ищете. И еще одно. Звонил Рэд Кэффри с бензоколонки. Он вспомнил, что за пару недель до находки трупа в бунгало к нему подкатил заправиться молодой негр на белом «лексусе» с массачусетским номером. Купил карту нашей округи. Рэду показалось, что этот жуликоватого вида парнишка с прической «я у мамы дурачок» как-то не очень соответствует белому новенькому «лексусу» за пятьдесят тысяч долларов. К тому же парнишка долго искал, с какой стороны машина заправляется. Рэд сразу подумал – машина краденая. Однако ключи торчали в зажигании, нормальные ключи. Так что Рэд ограничился тем, что записал номер.
– Проверили?
– К сожалению, банк данных про угнанные машины с массачусетскими номерами для нас тут недоступен. Одно скажу, в нашем местном списке угнанных машин «лексус» не значится.
– Ладно, Дик, спасибо за информацию. Будь другом, смотай к Рэду Кэффри и покажи ему фото Брекстона. И расспрашивай всех при удобном случае насчет этого парня, который не знал, с какой стороны его тачка заправляется... Дик, а отца моего видел?
– Видел.
– Ты заглядывай к нему хоть иногда. Сам знаешь, как ему сейчас трудно.
В период своего вынужденного безделья я имел сомнительную честь познакомиться с бостонским окружным прокурором Эндрю Лауэри.
Кэролайн передала мне, что я должен быть в офисе Лауэри в пятницу в девять утра. Прокурор желает познакомиться с Джоном Келли и со мной.
Я не ожидал ничего хорошего от этой встречи. Так оно и вышло.
Лауэри мы застали в его кабинете. Положив ноги на стол, он смотрел последние известия по телевизору – рассказывали о титанических усилиях полиции найти убийцу помощника прокурора Данцигера.
Довольно приятный темнокожий мужчина. Правда, немного щупловат. Белоснежная рубаха, голубой галстук в полосочку.
Этот хлыщ приветственно помахал нам рукой, но не встал – продолжал смотреть телевизор.
Мы присели и минуты три-четыре вместе с ним досматривали новости.
Как только новости закончились, Лауэри весь преобразился и стал сама вежливость. Вскочил, надел пиджак, чтобы быть официальнее, и крепко пожал нам обоим руки. Пиджачок у него был, скажу вам, что надо! Явно не из универмага, а от лучшего бостонского портного.
– Спасибо за визит, – сказал Лауэри. – Надеюсь, наши ребята вас во всем поддерживают без отказа?
Вопрос был обращен к Келли, но он кивком головы переадресовал его мне.
– Да, все в порядке, – ответил я. – Спасибо.
– Кофе? Или еще что?
– Нет-нет, спасибо.
Офис Лауэри был выдержан в том же стиле, что и хозяин. Подчеркнутая строгость, мебели немного, но только высшего качества. На полу дорогой восточный ковер, единственный яркий акцент. На стене целых три диплома, один другого престижнее.
– Я в курсе, что вы активно работаете, – сказал Лауэри, – поэтому не буду долго занимать ваше драгоценное время.