– Мы идем первыми.
Керт так и взвился.
– Это мой штурм! Я главный в отделе по расследованию убийств. Первыми идем мы!
– Чушь собачья, – возразил Гиттенс. – Мои ребята знают округу как свои пять пальцев. И Брекстона знают в лицо. Так что первыми пойдем мы!
Керт так разнервничался, что даже каску снял.
– Послушай, Гиттенс, мать твою...
– Я гарантирую вам, сэр, у нас проблем не будет!
Керт стер пот со лба, потряс головой, снова надел каску.
– Эд, – сказал Гиттенс совсем другим тоном, – ты сам подумай, как Брекстон отреагирует, когда твои чокнутые десантники посыплются на него?!
Хотя Керт был выше чином и этот рейд был, вне сомнения, его прерогативой, в полиции не все решает ранг и приоритет. Иногда приходится лавировать. Без Гиттенса, который в здешних краях сквозь игольное ушко просочится, работа Керта никогда не будет по-настоящему эффективной. Поэтому с Гиттенсом надо было дружить – ради будущего.
– О'кей, – сказал Керт, – пойдем вместе. Точка!
Хуже компромисса придумать было нельзя. Разбившись на две-три подстраховывающие друг друга группы, мы могли надеяться на верный успех. А всей толпой... смех и грех!
Двадцать четыре лба на одной лестничной клетке – это гарантированный хаос. Дело даже не в том, что два начальника; в критический момент каждый действует самостоятельно. Но на небольшом пятачке двадцать четыре мужчины с винтовками и автоматами и сумасшедшим адреналином в крови...
Так или иначе, через минуту мы уже поднимались по лестнице дома номер сто одиннадцать.
На лестничной клетке было шумно – из квартир доносилось множество звуков. На одном этаже горланил грудной ребенок. На другом вопил телевизор и ссорились муж с женой («...немедленно! Что я сказал! Сейчас же!»). На третьем, на нашем этаже, разносился телевизионный «хохот из банки» – смех публики по ходу комедии.
Ну а мы слышали прежде всего свое тяжелое дыхание.
Небольшая лестничная площадка. Четыре металлические двери.
Гиттенс указал на одну из дверей – с табличкой «3С».
– Здесь, – сказал он шепотом. – Брекстон должен быть здесь.
Он повернулся ко мне и с улыбкой произнес:
– Вот они, огни большого города, кипение жизни! Хочешь постучать и объявить о нашем приходе?
– Я?
– Брекстон тебе доверяет. Не знаю, с какой стати, но он тебе чертовски доверяет.
– Не очень-то я в это верю.
– А тебя в это верить никто и не просит. Ну, будешь стучать?
Сам не знаю почему, я сразу же согласился. Мне хотелось очутиться в роли Арчи Траделла – испытать то, что он испытал в ту ночь, когда стоял на линии огня перед красной дверью... Более идиотской причины рисковать своей шкурой даже измыслить невозможно. Одно слово, молодость!
Керт стал возражать – конечно же, шепотом. Однако Гиттенс настаивал.
– Бен сам хочет. Раз хочет – надо разрешить.
– Бред! Совсем ты спятил, Гиттенс!
– Он сам хочет!
– Хватит вам, – сказал я. – Я иду.
Несколько спецназовцев уже «размазались» по стенам лестничной площадки. Я поднялся по последним ступенькам, оказался на лестничной площадке и шагнул к двери с табличкой «ЗС». Теперь я стоял на линии огня.
Хотелось присесть на корточки. Или плюхнуться на живот. Стоять в полный рост, расправив плечи, – это было работой. Приходилось следить за собой, чтобы оставаться в вертикальном положении.
Гиттенс подал сигнал рукой: «Время!»
Я громко постучал в дверь и крикнул:
– Полиция! Откройте! У нас ордер на обыск!
Теперь самое время кинуться на пол – или по ступенькам вниз. Увы, нельзя.
За дверью полная тишина.
Молчание и на лестничной площадке.
Из телевизора донеслось: «Не волнуйтесь, сэр, не успеете оглянуться, как вы уже окочурились!». И «хохот из банки» – «ха-ха-ха!».
В жизни бывают совсем даже не смешные совпадения.
Келли схватил меня за рукав и потянул прочь, на лестницу, с линии огня.
Уже стоя в безопасности, я крикнул снова:
– Харолд, это Бен Трумэн. Пожалуйста, открой дверь. Пожалуйста!
Мертвая тишина.
Потом за дверью кто-то негромко сказал:
– О'кей, о'кей, погодите секундочку.
У Гиттенса вытянулось лицо.
Он задумчиво-настороженно поводил глазами, затем сделал знак своим парням – давайте.
Двое обрюзгших полицейских с металлическим тараном двинулись к двери.
– Постойте, Гиттенс, – сказал я. – Там кто-то хочет нам открыть...
– Ждать нет времени, Бен. Ждать – это страшный риск. Вперед, ребятки! Поехали!
Я подумал: они здесь, чтобы убить Брекстона. Однозначно.
Бабах! Бабах!
Дверь распахнулась со второго удара.
Гиттенс первым влетел в квартиру. За ним – целая толпа.
– Полиция! Полиция! Полиция!
Я забежал чуть ли не последним. Передо мной была целая очередь.
Внутри царил хаос. Чтобы не сказать бардак.
По многокомнатной квартире бегали, размахивая оружием и дико вопя, то и дело сталкиваясь, то и дело опрокидывая мебель, напуганные собственным криком, вооруженные до зубов мужики.
– Полиция! Полиция! Полиция!
– Не двигаться! Всем лечь! Лежать!
Визг маленькой девочки.
Сама маленькая девочка.
Спецназовец хватает ее на руки, тащит прочь, в коридор, из квартиры.
Девочка орет благим матом.
– Не двигаться! Мать вашу, не двигаться! Покажи мне руки! Руки показать!
И оттуда же, сразу же за этим – ба-бах!
«Не волнуйтесь, сэр, не успеете оглянуться, как вы уже окочурились!»
«Ха-ха-ха!»
Керт и двое спецназовцев бегут в комнату, откуда раздался выстрел. Я за ними.
Это спальня. Односпальная кровать. Распятие над ней.
Два полицейских ползают по полу и что-то делают.
Еще вперед.
На полу человек. Над ним склонились полицейские.
Человек на полу – худой старик, негр лет семидесяти. На нем малиновая сорочка и белый воротничок проповедника.
Глаза закрыты.