— Да какая тебе разница? — в лоб, быть может даже слишком грубо, спросил я. — Я и так уже про себя слишком много рассказал. Давайте конкретно: с какой целью вы меня сюда пригласили?
То, что я уклонился от ответа, Мюрид воспринял вполне нормально.
— Ну ладно, давай конкретно, — согласился он. — Скажи, Костя, только откровенно: ты зачем сюда приехал? Ты настолько ненавидишь мусульман? Ты так любишь сербов? Или ты сюда приехал потому, что у тебя дома какие-то проблемы? Ведь ты уже не молодой, чтобы здесь романтику искать.
Час от часу не легче!.. Ну а на этот вопрос как ему ответить?
— На этот вопрос, Мюрид, ответить непросто, — опять постарался я уклониться.
— Это понятно, — вновь легко согласился собеседник. — Но чтобы выслушать ответ, мы сюда и пришли… Вот послушай, как мы рассуждаем. Ты уже не мальчик, всю жизнь прожил у себя в стране. А сейчас вдруг все бросил и приехал к нам сюда участвовать в гражданской войне… Причем, в войне не просто гражданской, а в войне братоубийственной — мы ведь тоже сербы, только поклоняемся другому богу…
— Бог у нас один, — в первый раз подал голос второй брат, поправляя Мюрида. — Бог вообще один, мы только верим в истинность разных пророков.
— Ну ладно-ладно, — перебил старший брат. — Это не принципиально, Али… Пойми, Костя, мы тут и сами между собой не можем толком разобраться, а вы едете из такой дали — и уверены, что знаете истину, что едете защищать правое дело…
Пора было остановить его монолог.
— Погоди-ка, Мюрид. Скажи, а ты задавал этот же вопрос тем иностранцам, которые воюют на вашей стороне? Насколько я знаю, у вас есть и афганские моджахеды, и немцы, и турки, и американцы… Говорят, есть даже болгары и венгры…
Мюрид покивал согласно.
— Да, ты прав, Костя, у нас тоже много приезжих… Но это совсем другое.
— А в чем же между нами разница? — искренне удивился я. — Чем они лучше?
Мюрид опять качнул головой, только теперь отрицательно.
— Я не говорю, Костя, что кто-то лучше. Просто они понятнее…
— Чем?.. — не дал я ему продолжить свои рассуждения. — Они могут быть понятнее тебе, Мюрид, только по единственной причине. Потому что они воюют на твоей стороне. А по всем остальным параметрам они для тебя столь же непонятны, как и мы, — чувствуя, что запутался, я резко повернул нить своих рассуждений в иное русло. — Мусульмане — турки или афганцы — тебе понятны, потому что они приехали помогать тебе отстаивать зеленое знамя пророка. Наемники тебе понятны, потому что они просто приехали заработать денег… Я прав?.. Но ведь и мы такие же, Мюрид. Мы приехали помогать православным братьям по крови. Вот и все.
Братья слушали меня внимательно.
— И ты? — быстро отреагировал на мою последнюю реплику Мюрид.
Вопрос я понял. Однако не был готов вот так, с ходу, на него ответить.
А потому прикинулся непонятливым:
— Что и я?
— И ты приехал сюда помогать единоверцам защищать православный крест? — терпеливо растолковывал Мюрид.
— Мюрид, мы с тобой договорились, что я на этот вопрос отвечать не буду, — пришлось напомнить. — Давайте не будем затрагивать вопросов веры.
— Ладно, как хочешь, — согласился он. — Хотя мне очень хотелось бы тебя понять.
Чего-то он хотел, к чему-то клонил. Но куда, чего, к чему?
— Это тупиковый разговор, Мюрид, — решительно и твердо сказал я. — Мы с тобой друг друга не поймем… Вернее, не совсем так, я тебя прекрасно понимаю, но не могу признать твою правоту.
Похоже, Мюрид искренне пытался меня понять.
— Почему? — терпеливо спросил он.
По кочану, — хотелось ответить… Как же трудно вести речь о вещах для тебя очевидных!
— Потому что я слишком много в своей жизни воевал, чтобы понять, насколько это мерзкая штука — война. Люди должны жить в мире, а не убивать друг друга. Еще можно понять, если люди дерутся и воюют за еду, за пищу, за право проживать в местности с благоприятным климатом… Но убивать друг друга из-за того, что они поклоняются разным богам… Так быть не должно!
— Но ведь ты здесь воюешь, — заметил Мюрид. — На нашей земле. Воюешь из-за веры. И воюешь хорошо — твое имя у нас известно.
Даже не знаю, эта новость меня больше насторожила или заставила гордиться.
— Да, приходится воевать. Ты ведь и сам знаешь, что человек не всегда располагает своей судьбой.
В нашем разговоре зависла пауза. Он попросту зашел в тупик. И я вдруг понял, что сейчас узнаю, ради чего собственно и состоялась эта странная встреча.
— Костя, мы с тобой пришли поговорить по очень важному для нас вопросу.
Странно все у нас получается, — вдруг подумал я. Посмотреть на нас — будто лучшие друзья собрались и беседуют. А между тем через час вполне сможем друг друга подстрелить. Окажись в ту ночь на положае любой из братьев — сегодня он бы уже тут не сидел.
Все же, я убежден, простые люди между собой всегда смогут найти общий язык. Оголтелых националистов-фанатиков на белом свете не так уж много. Другое дело, что именно фанатики и стравливают между собой народы, страны. И сами при этом обычно остаются в стороне от поля битвы, издали вдохновляя «серую скотинку», «пушечное мясо» на подвиги во имя неких высоких идеалов.
— Это я уже понял, — кивнул я. — Правда, не представляю, зачем. Есть только одно предположение, но оно мне кажется просто абсурдным… Надеюсь вы не собираетесь меня вербовать или похищать?
Мюрид опять шутку не принял.
— Нет, ты спас нашу сестру, и мы не можем быть с тобой бесчестными. У нас к тебе другое предложение.
Сказать, что я был заинтригован, значит ничего не сказать. Я молча ждал продолжения разговора.
6
Однако продолжение разговора поначалу оказалось совсем не таким, как можно было бы ожидать. Впрочем, опять же не так, не только поначалу — весь разговор в дальнейшем больше напоминал, как говорили в дни моей молодости, бред сивой кобылы.
Короче говоря, началось все с полной для меня неожиданности. Потому что в разговор вдруг вмешался третий из братьев, безбородый, самый младший.
— Только имей в виду, Прсвет, что мне изначально не нравится вся эта затея. Даже если ты примешь наше предложение, ты для меня навсегда останешься личным врагом и я никогда не буду поддерживать с тобой отношения, которые должен был бы поддерживать. Ну а если не примешь, чему я буду рад, во время боя стану лично за тобой охотиться, — говорил он на удивление спокойно, ровно, будто не убивать меня грозился, а пересказывал содержание скучного кинофильма. — Сейчас же я только подчиняюсь решению старших.
То, что последовала такая тирада, меня не удивило — все же, что ни говори, а мы и в самом деле воюем по разные стороны линии фронта, мы придерживаемся разных взглядов и отстаиваем разные идеалы. Меня удивило другое: что Мюрид не оборвал брата, не пресек столь явное пренебрежение к традициям мусульман. Более того, он даже не оглянулся на младшего, продолжал глядеть на меня, пытливо, оценивающе. И к тому же насторожили невнятные намеки на некое предложение, которое может последовать и в результате которого младший из братьев НЕ СТАНЕТ меня числить в списке своих кровников. Хотя, признаться, в тот момент на данный пункт я обратил внимания не столько, как он того заслуживал. Просто в очередной раз сделал вывод о том, что меня ждет нечто неожиданное.