13.48. ПОНЕДЕЛЬНИК
ОЙСТЕР-БЭЙ (ШТАТ НЬЮ-ЙОРК)
Пока Джулия играла, эмоции все больше захватывали ее. Церковь по-прежнему была пуста, если не считать Сэма, стоявшего начеку под хорами. Она сразу же перешла к джазовой мелодии «Я вошел в ритм», напевая под музыку. Изобретательность Гершвина в гармонии была необычайной, и даже сейчас, десятилетия спустя после написания, эта песня казалась свежей и трогательной.
Слушая музыку, она наблюдала за святилищем. Надеясь...
Никаких признаков деда.
Она напрягла память и вспомнила еще один хит Гершвина. Без паузы она начала играть песню «Наша любовь остается здесь». Звуки разносились по всей церкви.
Скалистые горы могут рассыпаться.
А Гибралтар может обвалиться -
Они все-таки сделаны из глины -
Но наша любовь остается здесь...
Движение в первый момент было едва заметно. Боковая дверь в святилище шелохнулась. Затем появилась тень, и перед ее глазами предстал передвигающийся мелкими шажками францисканский монах в коричневом облачении. Капюшон закрывал его голову и большую часть лица.
Пальцы Джулии застыли. Музыка замерла.
Францисканец откинул капюшон:
— Не останавливайся, черт возьми. Я люблю эту песню.
Белые волосы Лайла Редмонда показались Джулии нимбом. Его покрытое морщинами лицо с выступающими скулами было обращено к ней. От радости видеть его она ликовала, все еще боясь поверить собственным глазам...
Улыбка вспыхнула на ее лице, и она снова принялась играть.
Он притопывал ногой, а затем посмотрел на Сэма:
— Вы — Сэм Килайн?
Сэм сдержал улыбку:
— Да. А вы — Лайл Редмонд?
— Он самый. Давайте послушаем.
* * *
Закончив играть, Джулия сбежала вниз по ступеням. Она была крайне взволнована. Старик сделал шаг навстречу и заключил ее в объятия. Никогда раньше он не делал этого. Она почувствовала, как сильно, даже энергично бьется его сердце и как от него пахнет снами и молитвами. Но тело дрожало, и, когда он отпустил ее, она поняла почему. Его блеклые глаза блестели от слез. Она не могла представить плачущим своего упрямого, вспыльчивого деда, обладавшего железной волей, и это глубоко тронуло ее.
Он заметил ее удивление.
— В старости слезы льются вне зависимости от твоего желания. Не самый большой недостаток по сравнению с другими признаками старения. — Он широко улыбнулся. — А как вы, черт подери, умудрились найти меня?..
Сэм перебил:
— Во-первых, скажите вашему отцу Майклу, чтобы он убрал фургон. Это все равно что повесить объявление: «Здесь скрывается Лайл Редмонд».
Лайл резко кивнул, мигом все поняв:
— Падре сейчас у себя в доме. Пошли.
Когда они вышли из святилища, он робко посмотрел на Джулию:
— Я рад, что ты вновь можешь видеть, внучка. Черт возьми, жалко, что ты так долго была слепой.
— Спасибо, дедушка. — Она больше не могла ждать и спросила. — Что случилось в ночь моего дебюта, в результате чего я ослепла?
Его белые брови опустились. Вопрос, казалось, смутил его.
— Говорили, что это зрители.
— Нет, не зрители, — сказала она. — Теперь я точно знаю.
Он нахмурился, задумавшись.
— Твой отец погиб, пока ты спала. Но из той ночи я помню только, что мы очень хорошо провели ее.
— Не было никаких больших ссор? — настаивала она.
— Прости, внучка. Это была обыкновенная вечеринка. Однако не могу сказать, что твоему отцу она уж так понравилась. Как мне помнится, он был в паршивом настроении.
— Да? — Этого она не помнила. — А почему?
Лайл пожал плечами:
— Кто знает? Может быть, у него с Дэном возникли какие-то проблемы. У Дэна бывали заскоки. Ну, в плане отношений отца с сыном. Богу ведомо, что и я отчасти виноват.
Все трое шли рядом по дорожке по направлению к дому священника. Солнечный свет, пробиваясь через голые ветви деревьев, создавал кружевные узоры на земле. Сэм и Джулия настороженно осматривали все вокруг.
— Вы здесь с прошлой ночи? — спросил Сэм.
Лайл кивнул:
— Падре привез нас прямо сюда, затем мы хорошо перекусили и выкурили пару хороших сигар. Кстати, вы мне напомнили. Будьте хорошими детишками и не говорите отцу Майклу, что я чертыхался. Я пытаюсь изменить себя, но это все равно что превращать гурмана в вегетарианца. Мой мозг запрограммирован на правильное поведение, но внутренние органы продолжают бунтовать. Нелегко изменить самого себя.
Джулия скрыла улыбку. Они поднимались по ступеням в дом священника. Это было покрытое белой штукатуркой здание с наклонной крышей и рядами блестящих чистых окон. Ей не терпелось спросить о серьгах, кольце и ларце, которые она видела в книге Сэма о Кенигсбергском замке, но придется подождать подходящего момента.
— Ты такой же, каким был давно, дедушка, — сказала она. — Не такой, как когда мы с мамой посещали тебя. Должно быть, тебя пичкали лекарствами доверху.
— Эти сукины дети, — пробурчал старик, — и я говорю не только о Рейли и его громилах. Все эти сильные средства были «для моего блага». Вот почему посетители должны были записываться, чтобы повидаться со мной. Это давало Рейли время накачать меня наркотой по уши.
Сэм слушал, а затем спросил:
— А почему вы были в церкви, а не с отцом Майклом в его доме? Там что-то не так?..
Они стояли у большой двери дома священника.
— Нет. Отец Майкл привез меня так, чтобы никто не узнал, кто я есть на самом деле. Об этом знают монсеньор и еще несколько человек, которым сказал отец Майкл. Но больше моя тайна никому не известна. Может быть, он боялся, что мои любящие сыновья могут послать кого-нибудь разыскать меня именно в доме священника.
Вновь слезы выступили у него на глазах, когда он посмотрел на Джулию.
— Слава богу, это оказалась ты, внучка.
* * *
В доме священника Сэм сказал отцу Майклу об опасности, которую представлял собой фургон, и монах тут же отправился убирать его с глаз долой. Лайл представил Джулию и Сэма пастырю, преподобному монсеньору Джерому О'Коннелу, как своих молодых родственников.
— Монсеньор давным-давно был с отцом Майклом в Риме, и они стали близкими друзьями, — объяснил дед. — Так что когда отец Майкл в некотором смысле удалился на покой, то на какое-то время приехал сюда.
— Мы порадовались тому, что он будет с нами.
Монсеньор был человеком среднего роста с весьма заметным носом и веселыми карими глазами. Он был облачен в черный костюм с белым церковным воротничком, такой же, как у того священника, которого Джулия и Сэм видели в «Адской кухне». Пожимая им руки, он улыбался. Его взгляд задержался на Джулии с ее темным гримом и одеянием Армии спасения.