— Оттуда, что срок аренды истекает в конце месяца, а следующая группа должна прибыть только через неделю. Следовательно, квартира пуста, но все оборудование на месте. Перед отъездом я просмотрел документы по Парижу и могу сообщить, что резиденция на улице Бушардон, которую мы снимаем последние сорок восемь месяцев, обходится нам в среднем в две тысячи восемьсот тридцать долларов. Включая оплату дополнительных услуг, из которых на первом месте в порядке убывания стоит международная связь, которая, в свою очередь...
— Ладно-ладно, достаточно. Я вас понял.
Здание на улице Бушардон выглядело унылым и необитаемым, на каменном фасаде виднелись пятна лишайника и сажи, оконные рамы почернели от копоти. Ртутная лампа на фонарном столбе искрилась и жужжала.
— Как войдем? — спросил Эмблер.
— Это уже не моя проблема. — Кастон принял оскорбленный вид. — Хотите, чтобы я делал все? Вы же, черт возьми, оперативник. Вот и действуйте.
Черт! Легко сказать. Место было открытое, не то что гараж у Луврской клиники, а значит, сработать требовалось быстро. Эмблер нагнулся и развязал шнурок на левом ботинке. Когда он выпрямился, в руке у него был длинный, тонкий и плоский, не считая пяти крохотных бугорков между бороздками, ключ. Успех в работе с такой отмычкой требовал не только умения, но и удачи. Эмблер сомневался, что у него в запасе есть оба компонента.
— Стойте здесь.
Прогулявшись до стоявшего неподалеку мусорного бака, он вернулся с выброшенной кем-то засаленной книжкой в бумажной обложке. Ей предстояло сыграть роль молотка.
Ключ, называемый ударным, действовал следующим образом: при ударе по нижней чеке верхняя чека на мгновение отскакивала, пропуская ключ, повернуть который нужно было в этот самый момент, до того, как пружина вернет чеку на место.
Теоретически все просто.
В действительности успех зависел от нескольких факторов, в том числе точной синхронизации движений.
Эмблер приставил отмычку к замочной скважине и с силой ударил по ней корешком книги. Едва она проскочила в замок, как он повернул ключ...
Невероятно! Он не верил своим глазам — сработало с первого раза! Так ловко у него еще не получалось. Ключ повернулся, убрав язычок, и дверь открылась.
Переполненный чувством гордости, Эмблер повернулся к аудитору и самодовольно улыбнулся.
— Наконец-то, — проворчал Кастон, подавляя зевок. — Надо же так долго возиться. Могли бы и побыстрее.
Усилием воли Эмблер заставил себя промолчать.
Оставалось еще попасть в квартиру, но теперь их никто не видел, а в самом доме никого не было. Проблема снова заключалась в замке, на сей раз массивном, врезном. Эмблер внимательно изучил дверную пластину. Браться за работу без инструментов не имело смысла. Он отступил.
Комментарии не заставили себя ждать.
— Вы хоть что-нибудь умеете делать? Вас же учили. Опытный оперативник, ценный агент, двадцать лет службы... И что? Не понимаю, как...
— Кастон?
— Да?
— Заткнитесь.
Ничего не придумав, Эмблер направился в захламленный задний дворик, куда выходили несколько окон первого этажа. Не самый элегантный способ проникновения, но ничего другого не оставалось.
Воспользовавшись все той же книгой, Эмблер выбил стекло и аккуратно удалил из рамы осколки. Постоял, прислушиваясь. Ничего. Ни единого шороха. Ни малейших признаков жизни. Никто не спешил на звук разбитого стекла.
— Вы только что нанесли Соединенным Штатам Америки ущерб на четыреста долларов, — негромко пробормотал Кастон. — По самым скромным подсчетам. Само стекло стоит недорого, а вот услуги стекольщика в Париже...
Эмблер не слушал. Опершись на выступ, он резко оттолкнулся, подтянулся и бесшумно проскользнул в окно. Под окном обнаружилась массивная книжная полка, и ему пришлось совершить кувырок. Осторожно ступая в темноте, Эмблер пересек комнату, включил свет и открыл дверь.
Кастон, сложив на груди руки, стоял на пороге, всем своим видом выражая крайнее нетерпение.
— На улице холодно, а вы разбили это чертово окно.
— Входите. — Эмблер впустил аудитора, закрыл за ним дверь и машинально задвинул засов. Сигнализации в квартире скорее всего не было — приход полиции представлял большую опасность, чем визит случайного воришки.
Осмотрев квартиру, они обнаружили крохотную комнатушку с большим телевизором, а под ним то, что Кастон принял за обычную кабельную коробку. Эмблер объяснил аудитору, что на крыше здания есть спутниковое оборудование, соединенное с квартирой оптоволоконным кабелем, а в коробке установлено дешифровальное устройство.
Прибор не был рассчитан на прием особо секретной информации, а потому и не отличался сложной системой защиты.
Порывшись в ящиках тумбочки, Кастон нашел клавиатуру и улыбнулся, как будто встретился с приятелем. Потом включил телевизор и на несколько минут занялся делом.
Экран засветился, но показал только «снег».
— Посмотрим, помню ли я еще, как это делается, — пробормотал аудитор, нажимая на кнопки пульта. В какой-то момент экран очистился, и на нем появились числа, обозначающие объем и время серии загруженных файлов.
Кастон перестал дуться и посерьезнел.
— Собираюсь взять кое-что из раздела «Открытый источник». Материалы по большей части незасекреченные. Хочу, чтобы вы увидели Эштона Палмера в его родной стихии. Вы ведь эксперт по части физиогномистики? Я покажу вам его лицо в натуральную величину, в цвете и при максимальном разрешении. — Он пощелкал кнопками, устанавливая нужные параметры. Внезапно экран мигнул и ожил — прямо на них смотрел стоящий у кафедры Эштон Палмер.
— Это одно из его довольно давних выступлений в середине девяностых, — продолжал Кастон. — Конференцию спонсировал Центр стратегических исследований. Ссылка на нее была в одной журнальной статье. Послушайте. Думаю, вы легко поймете, что скрыто за вежливыми фразами.
На экране Эштон Палмер — темно-синий костюм, малиновый галстук и бледно-голубая рубашка — выглядел уверенным в себе, властным, невозмутимым. За спиной — занавешенные шторы.
— Традиционной формой китайского городского жилища был сихейюань, что в буквальном переводе означает «загороженный с четырех сторон двор». В других цивилизациях крупные центры были также центрами космополитического устремления вовне. Китайцы же никогда не стремились вовне ни с целью завоевания, ни ради удовлетворения естественного человеческого любопытства. В данном случае сама архитектура служит символом национального характера. — Эштон Палмер посмотрел в зал. Его слегка прищуренные глаза блестели. — На протяжении тысячелетия, век за веком, династия за династией, Срединное Царство оставалось царством, чей взгляд был направлен внутрь. Глубоко укоренившаяся ксенофобия была, возможно, самым постоянным, самым устойчивым элементом из разнообразного набора традиций и обычаев того, что мы называем китайской культурой. В китайской истории мы не найдем ни Петра Великого, ни императрицы Екатерины, ни Наполеона, ни королевы Виктории, ни кайзера Вильгельма, ни Тодзио. Со времени падения монгольского ига мы не видим ничего такого, что можно было бы назвать Китайской империей. Только Китай. Огромный — да. Сильный — несомненно. Но при этом все равно представляющий собой огороженный с четырех сторон, громадный, необъятный двор. Кто-то может сказать, что такая укоренившаяся ксенофобия пошла на пользу китайскому народу. Я выражусь немного иначе — это несомненно пошло на пользу всем нам.